Среди русской интеллигенции был один совсем бесполезный Ленину интеллигентский слой — русское духовенство, поскольку у Ленина была своя идеология-религия. И в этом смысле духовенство было идеологическим конкурентом Ленину и Бронштейну. Более того — духовенство было не просто бесполезным и конкурирующим, оно было довольно умным и поэтому — опасным, тем более, что духовенство имело ежедневный контакт с обманутым и покоренным населением России, с людскими «массами». Ведь, например, в начале 1917-го архиепископ Никон с тревогой цитировал из какого-то источника план масонов: «Когда самодержавная Россия сделается цитаделью адонаизма, мы спустим с цепи революционеров-нигилистов и безбожников и вызовем сокрушительную социальную катастрофу, которая покажет всему миру во всем его ужасе абсолютный атеизм как причину одичания и самого кровавого беспорядка» (Архиепископ Никон — Рождественский сборник его статей «Православие и грядущие судьбы России»). Это казалось в начале 1917 года ужасной страшилкой-утопией, но в ноябре-декабре 1917 это была уже жестокая реальность — наступил управляемый кровавый беспорядок и плюс к этому — ужасная организованная кровавая расправа.
Пока в первые два месяца властвования Ленин боролся с Бундом за власть и «экспроприировал» русские банки, у него было мало времени уделить внимание русскому духовенству. Но уделил. Через три месяца после захвата власти, когда стало ясно, что Патриарх Тихон не поддержал захватчиков, Ленин решил под видом «уравнивания в гражданских правах» унизить православных священников — обязал их ходить по ночам с красными повязками без оружия, чтобы защищали город от вооруженных уголовников и распоясавшейся революционной солдатни и матросни. Какой-то красный прагматик может сказать, что «гениальный» Ленин решил получить с русского духовенства хоть какую-то пользу. — Нет! — Этим издевательским способом Ленин «убивал двух зайцев»: решил опустить высокий авторитет духовенства в обществе, опозорить, и подставил ночью безоружных священников под пули пьяных уголовников и солдат, в надежде таким образом сократить количество своих идеологических конкурентов.
«Уже в декабре 1917 г. рабочие-строители Кронштадтской крепости не выдержали и протестовали, — отмечает в своей книге Солженицын, — их резолюцию поместили «Кронштадтские известия»:
«Мы, мастеровые и рабочие, на общем собрании сего числа (28 декабря), обсудив вопрос по поводу назначения православных священников на очередное дежурство милиционеров, усматриваем, что ни один еврейский раввин, магометанский мулла, римско-католический ксёндз и немецкий пастор, кроме православных священников, Исполнительным Комитетом Совета Рабочих и Солдатских депутатов почему-то назначен для несения милицейской должности не был. Очевидно, весь Исполнительный Комитет состоит исключительно из иноверцев».
Рабочие Кронштадта были правы, хотя большевиками (иноверцами) двигала не религиозная ненависть, а осмысленная борьба с конкурентом по влиянию на людей.
Таким же «естественным революционным образом» — по допущению сверху осквернялись революционерами и храмы. «В Москве, в Вознесенском соборе, многие века находили последнее упокоение жены и дочери Великих Московских князей. Основала храм Евдокия, супруга Дмитрия Донского. Все храмовые гробницы были вскрыты и разорены. «Задерем подол Матушке-России!» — гоготала распущенная солдатня. В Хотькове, под Москвой, в тамошнем монастыре сохранились могилы родителей Сергия Радонежского, Кирилла и Марии. Комиссары, нагло расхаживая по святому месту, гнусно сквернословили и курили. Эта святыня также кощунственно была осквернена: захоронения вскрыты, а кости святых людей выброшены на дорогу. В Петрограде варвары разграбили Казанский собор. Исчезли великие ценности из Петропавловского собора. Пропали уникальные сокровища из разграбленных царских могил» — отмечал в своей книге Н. Кузьмин.
Ещё в ноябре 1917 года Ленин дал приказ Цюрупе не давать продовольственных карточек духовенству и их помощникам при церкви, то есть — решил уморить голодом. Но вскоре Ленин обнаружил, что атеистическая пропаганда об «опиуме» и «необразованной темноте» дает слабый эффект, и население тянется в церковь, жизнь продолжалась: кто-то женился, кто-то умирал, рождались дети — и люди шли это оформлять в церковь, — от этой услуги церковники жили, не умирали. Поэтому чтобы оставить священников совсем без хлеба — 17 декабря 1917 года декретом самого Совнаркома отобрали у церкви такую общественную функцию, как фиксация и регистрация смерти и брака. Как будто в первые месяцы власти в условиях полного хаоса у Совнаркома не было более срочных и важных дел.