- Тривиальным полицейским приемом, - начал он как бы нехотя. - Поднимаешь левую руку и бьешь вниз, выбивая пистолет или револьвер из рук нападающего. Если он и выстрелит, пуля уйдет в сторону. Затем, поскольку ты уже развернулся, в ход идет вторая рука - в данном случае я бы ударил по горлу. Обычно это смертельный удар. По крайней мере, потребуется немедленное врачебное вмешательство, чтобы образовавшийся отек не привел к удушью. Когда ты обходил машину с этой стороны, а вот она была на заднем сиденье, а у меня как-никак с собой имелись и револьвер, и пистолет. Да, это наверняка вышло бы красиво.
- Куда, ты сказал, ты бы ударил? - спросила Моника Райнхольд, впервые совершенно не улыбаясь. Английского слова "горло" она не поняла.
- Kehlkopf, - ответил Карл одним немецким словом, подкрепив его жестом. Парадокс был в том, что он знал, как звучит по-немецки это малоупотребительное слово, благодаря самой Монике Райнхольд, из ее полицейского досье, которое он запомнил наизусть: "...рост 170 см, две родинки (бородавки) над левым углом рта, родимое пятно на шее слева от горла Kehlkopf, иногда носит темные очки..."
И действительно, у нее было родимое пятно на том самом месте, слева на шее. Чтобы не смотреть на него слишком пристально, он сделал над собой некоторое усилие.
- Кстати, мое имя - Карл Густав Гильберт Хамильтон, - продолжил он, вновь предпринимая попытку перевести разговор в другое русло. Карлу казалось, что он рискует, зная их имена и не имея возможности произнести их вслух. - Надеюсь, вы не обидитесь на мой вопрос, но я знаю имя только одного из вас - Мартина Бера. Так как же вас зовут?
Все взгляды автоматически устремились к Фредерике Кункель - еще одно подтверждение того, что она у них что-то вроде босса. Та сначала заколебалась, но потом решилась.
- Меня зовут Фредерике Кункель, - сказала она кратко. Карл бросил вопросительный взгляд на Вернера Портхуна, сидящего рядом с ней.
- Вернер, - пробормотал он едва слышно. Карл вопросительно вскинул бровь, но фамилии так и не дождался.
Он окинул взглядом Мартина, а затем посмотрел в упор на Монику Райнхольд.
- Меня зовут Моника Шрам, - сказала Моника Райнхольд.
- Сабина Ледерс, - представилась Ева Сибилла Арнд-Френцель.
Черт побери, подумал Карл: два правильных имени и фамилии, одно правильное имя без фамилии, правильное имя с фальшивой фамилией и фальшивая фамилия с фальшивым именем. Было бы лучше не слышать некоторые имена, чтобы рано или поздно их не перепутать.
- А теперь вернемся к делу и попытаемся продолжить наш разговор, - начала Фредерике Кункель таким тоном, как будто хотела дать понять, что даже теперь парадом командует она. - Мы... э-э... не только для того тебя пригласили, чтобы вести политические беседы. Дело в том, что мы хотели бы воспользоваться твоими знаниями.
- Простите, но мысль не совсем ясно сформулирована, - ответил Карл с явной иронией. - Что вы имеете в виду? Я должен для вас открыть тренировочный лагерь в Шварцвальде или что?
- Нет, вопрос в другом - могли бы мы с твоей помощью осуществить крупную операцию?
- В таком случае я отвечаю "нет", просто - "нет".
- Почему?
- Думаю, это ясно. В отличие от вас, я не занимаюсь отдельными убийствами. Считаю это дело вредным и неизбежно ведущим к поражению. Так что само предложение - мне взяться за подобное - просто абсурдно.
- Но если предположить, что речь идет об ударах по одному или нескольким американским и западногерманским посольствам, например в Стокгольме, причем таким способом, какой сам предложил. В одиночку ты не сможешь это сделать.
Теперь Карл был вынужден притвориться, что ему надо подумать. Его "поймали" на собственных словах. Итак, он не мог просто отклонить предложение, но не хотел и слишком быстро менять свое решение.
- Все, что я знаю о ваших делах, по большей части прочитал в газетах, - начал он как бы извиняющимся тоном. - Примерно каждый второй раз вы попадаетесь. Вы бросаете ручные гранаты друг в друга, ваши бомбы не взрываются, вы совершенно безрассудно стреляете в народ. Вот так, то одно, то другое. И мне совершенно не импонирует быть втянутым в это. Если уж мне суждено умереть, так я хочу, чтобы это было по воле случая или по моему собственному решению, а не по вине сумасшедшего полутроцкиста, который бросит мне под ноги ручную гранату или устроит дурацкую ловушку, как это сделали вы, когда хотели поймать меня на Хафенштрассе.
Никто в комнате и виду не подал, что обиделся. Фредерике Кункель надолго задумалась, прежде чем задала следующий вопрос.
- Как получилось, что ты сам начал грабить банки?
- Мне кажется глупым сидеть здесь и отвечать на вопросы, как будто я на допросе в полиции.
- В первый раз нас сравнивают с полицейскими. Но вопрос так же интересен, как и сам предмет нашей беседы, не так ли?