Террористическая война в России 1878-1881 гг.

“Это был хоть и русский, но уже и “европейский” русский, только начавший свой европеизм не с просвещения, а с разврата, как и многие, чрезвычайно многие начинали. Да-с, этот разврат не раз принимался у нас за самый верный способ переделать русских людей в европейцев. Ведь сын такого фельдъегеря будет, может быть, профессором, то есть патентованным уж европейцем. Итак, не говорите о понимании ими сути народной.

Нужно было Пушкина, Хомяковых, Самариных, Аксаковых, чтоб начать толковать о настоящей сути народной. (До них хоть и толковали об ней, но как-то классически и театрально.) И когда они начали толковать об “народной правде”, все смотрели на них как на эпилептиков и идиотов, имеющих в идеале - “есть редьку и писать донесения”. Да, донесения! Они до того всех удивили на первых порах своим появлением и своими мнениями, что либералы начали даже сомневаться: не хотят ли де они писать на них донесения? Решите сами: далеко или нет от этого глупенького взгляда на славянофилов ушли многие современные либералы?”

В этот период истории России над темами, над которыми не успели задуматься первые русские философы, задумались наши писатели, литераторы-философы. Один из самых выдающихся из них - М. Е. Салтыков-Щедрин (1826-1889).

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

У М. Е. Салтыкова-Щедрина критический взгляд на действительность, на жизнь по своей остроте был точно не хуже чем у Белинского или Герцена, но его угол зрения оказался совершенно другим, он обратил внимание на совсем другое. И, несмотря на то, что власть молодого Салтыкова-Щедрина вроде обидела, - за повести “Противоречия” и “Запутанное дело” в 1848 году 22-летнего писателя отправили в ссылку в Вятку, но он не додумался, в отличие от Герцена и Огарева, с проклятиями покинуть Россию и её издалека хулить, а даже дослужился до должности вице-губернатора.

Вспомните вторую часть предыдущей главы, когда мы рассматривали отмену российским императором многих ограничений евреям, бурное развитие еврейского общества в России и связанные с этим тенденции, в том числе и негативные, вспомните “недоразумения” и “трения” еврейского сообщества с российскими властями, - тогда поймете: почему этой тематике уделил внимание Салтыков-Щедрин, о чём хотел предупредить и уберечь в повести “Пропала совесть”.

Евреи уже около 40 лет жили в русских городах и стали обычным и неотъемлемым элементом его нового пейзажа, привычной частью его нового колорита. В обществе сложился даже некий стереотип еврейской семьи - интеллигентной, обеспеченной и тихой, живущей в полном согласии с местными властями. О чужеродцах и пришельцах было уже не принято говорить - ведь уже рождалось и подрастало на русской земле новое поколение евреев с русскими фамилиями. Это были уже свои евреи, наши евреи. Вот как эту идиллию, обычную бытовую картину середины XIX века, описывал наш великий мыслитель М. Е. Салтыков-Щедрин:

“Самуил Давыдович Бжоцкий сидел за обеденным столом, окруженный всем своим семейством. Подле него помещался десятилетний сын Рувим Самуилович и совершал в уме банкирские операции.

- А сто, папаса, если я этот золотой, который ты мне подарил, буду отдавать в рост под двадцать процентов в месяц, сколько к концу года у меня денег будет? - спрашивал он.

- А какой процент: простой или слозный? - спросил в свою очередь Самуил Давыдович.

- Разумеется, папаса, слозный!

- Если слозный и с уцелением дробей, то будет сорок пять рублей и семьдесят девять копеек!

- Так я, папаса, отдам!

- Отдай, мой друг, только надо благонадёзный залог брать!”

А вот как описал Михаил Евграфович стереотип отношений с властями: