Эти важные мысли Достоевского предельно актуальны и сегодня в России, но тогда к ним не прислушались. А Ф. Достоевский продолжал убеждать, основываясь на своём дорогом опыте:
Эти слова оказались не мнением гражданина или предположением знаменитого уже писателя, а -пророчеством мудреца неизбежной беды, и она произошла через 4 года в самой позорной форме и с самыми пагубными последствиями в истории с задушевной подругой К. Маркса по переписке В. Засулич, которой К. Маркс откровенно признавался в своих проблемах с психикой.
Вера Засулич (1850-1919) была нечаевкой, - и это уже многое о ней говорит, и в 1869 году была осуждена по делу Нечаева, после чего освобождена в 1871 году и выслана в Тверскую губернию в знаменитые своими пирожками Крестцы, что между Москвой и Петербургом, откуда вскоре удрала и ушла в подполье готовить очередной раз революцию, бегала по деревням Киевской губернии, пытаясь безуспешно поднять крестьян на восстание против власти.
Отчаявшись “работать с народом”, крайне непонятливым и отсталым, по её мнению, решила этот народ, без его ведома и согласия, привести к предполагаемому счастью путем террора, и вернулась тайком в Петербург - чтобы начать убивать российских чиновников. И когда этот безумный “Раскольников” в юбке 24 января 1877 года пыталась неудачно застрелить первую жертву - петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова “формально” за то, что за дерзкое поведение арестованного террориста Боголюбова он приказал высечь его розгами, причем - не потому что больно, за страдания или несправедливо, - а за унижение чести террориста… Здесь мы наблюдаем несоразмерность, неадекватность мести.
В этом случае невероятно активизировался Запад, в “цивилизованной” Европе требовали от России гуманности, чтобы не вздумали применить к террористке смертную казнь, европейские СМИ изгалялись на все лады по поводу “варварской” России и несчастной девочки.
Но каков же был шок и возмущение порядочных и разумных граждан России, когда столичный суд присяжных 31 марта 1878 года полностью оправдал террористку. “И неужто вы думаете, что, отпуская всех сплошь невиновными или “достойными всякого снисхождения”, вы тем даете им шанс исправиться? Станет он вам исправляться! Какая ему беда? “Значит, пожалуй, я и не виновен был вовсе”, - вот что он скажет в конце концов. Сами же вы натолкнете его на такой вывод. Главное то, что вера в закон и в народную правду расшатывается”, - ещё за пять лет до этого суда возмущался очень частной и не обоснованной добротой присяжных Ф. М. Достоевский.