Всего удивительнее мне то: как это и откуда я попал в ненавистники еврея как народа, как нации? Как эксплуататора и за некоторые пороки мне осуждать еврея отчасти дозволяется самими же этими господами, но-но лишь на словах: на деле трудно найти что-нибудь раздражительнее и щепетильнее образованного еврея и обидчивее его, как еврея. Но опять-таки: когда и чем заявил я ненависть к еврею как к народу?…
Уж не потому ли обвиняют меня в “ненависти”, что я называю иногда еврея “жидом?” Но, во-первых, я не думал, чтоб это было так обидно, а во-вторых, слово “жид”, сколько помню, я упоминал всегда для обозначения известной идеи: “жид, жидовщина, жидовское царство” и проч. Тут обозначалось известное понятие, направление, характеристика века. Можно спорить об этой идее, не соглашаться с нею, но не обижаться словом.
Положим, очень трудно узнать сорокавековую историю такого народа, как евреи; но на первый случай я уже то одно знаю, что наверно нет в целом мире другого народа, который бы столько жаловался на судьбу свою, поминутно, за каждым шагом и словом своим, на свое принижение, на свое страдание, на свое мученичество. Подумаешь, не они царят в Европе, не они управляют там биржами хотя бы только, а стало быть, политикой, внутренними делами, нравственностью государств
”.Под понятием “жид” или “жидовщина” Ф. М. Достоевский понимал не евреев, а характер корыстного сугубо материального безнравственного человека-индивидуалиста, как и под понятием “биржевик”:
“Биржевиками я называю здесь условно всех вообще теперешних русских, которым, кроме своего кармана, нет никакой в России заботы, а потому взирающих и на Россию единственно с точки зрения интересов своего кармана
”.В этом ракурсе Ф. М. Достоевскому повезло в своём 19 веке, - видел бы он огромное количество наших русских жидов и биржевиков после “перестройки”…
Кстати, выше замеченное Достоевским можно отнести равно и к нашей эпохе, - разница лишь в том, что тогда евреи вспоминали средневековый гнёт, а теперь вспоминают Вторую мировую войну, упрекают немцев, и всем напоминают о Холокосте. Причём понятно, что это стало не только национальной традицией, но важным элементом международной политики. Ф. М. Достоевский:
“Но вот пришел освободитель и освободил коренной народ (об отмене крепостного права. - Р.К.), и что же, кто первый бросился на него как на жертву, кто воспользовался его пороками преимущественно, кто оплел его вековечным золотым своим промыслом, кто тотчас же заместил, где только мог и поспел, упраздненных помещиков, с тою разницею, что помещики хоть и сильно эксплуатировали людей, но всё же старались не разорять своих крестьян, пожалуй, для себя же, чтоб не истощить рабочей силы, а еврею до истощения русской силы дела нет, взял свое и ушел.