Террористическая война в России 1878-1881 гг.

“Парижский салон Герцена, - писал Р. Гуль в своей книге “Скиф в Европе”, - в эту революцию (1848 г.) был самым блестящим. Сборище всесветных богемьенов, бродяг, вагабундов, революционеров, весельчаков, страдальцев, съехавшихся со всего света в Париж. Это было - “дионисиево ухо” Парижа…”. Подчеркну - не “аполлоново”, а “дионисиево”…

Интересные замечания сделал Ф. М. Достоевский:

“Еще Герцен сказал про русских за границей, что они никак не умеют держать себя в публике: говорят громко, когда все молчат, и не умеют слова сказать прилично и натурально, когда надобно говорить.

И это истина: сейчас же выверт, ложь, мучительная конвульсия; сейчас же потребность устыдиться всего, что есть в самом деле, спрятать и прибрать свое, данное богом русскому человеку лицо и явиться другим, как можно более чужим и нерусским лицом. Всё это из самого полного внутреннего убеждения, что собственное лицо у каждого русского - непременно ничтожное и комическое до стыда лицо; а что если он возьмет французское лицо, английское, одним словом, не свое лицо, то выйдет нечто гораздо почтеннее, и что под этим видом его никак не узнают.

Отмечу при этом нечто весьма характерное: весь этот дрянной стыдишка за себя и всё это подлое самоотрицание себя в большинстве случаев бессознательны; это нечто конвульсивное и непреоборимое; но, в сознании, русские - хотя бы и самые полные самоотрицатели из них - все-таки с ничтожностию своею не так скоро соглашаются в таком случае и непременно требуют уважения:

“Я ведь совсем как англичанин, - рассуждает русский, - стало быть, надо уважать и меня, потому что всех англичан уважают”.

Двести лет вырабатывался этот главный тип нашего общества под непременным, еще двести лет тому указанным принципом: ни за что и никогда не быть самим собою, взять другое лицо, а свое навсегда оплевать, всегда стыдиться себя и никогда не походить на себя - и результаты вышли самые полные. Нет ни немца, ни француза, нет в целом мире такого англичанина, который, сойдясь с другими, стыдился бы своего лица, если по совести уверен, что ничего не сделал дурного”.

Когда французский народ не поддержал, а, наоборот, подавил очередную масонскую заварушку-революцию братьев Бланк в 1848 году, то вся эта “прогрессивная” тусовка вместе с Марксом и Герценом перебралась в изначальную столицу масонства - в Лондон.

“Если когда-то все пути вели в Рим, то в 19 столетии все пути ведут в Лондон - тогдашний центр мирового масонства…“ - отметил признанный авторитет в масонской теме Б. Башилов.

В теме этих “несчастных” скитальцев по Европе внимательно разбирался Ф. М. Достоевский:

“То-то вот и есть, что “скитальцы” ненавидели крепостное право “по-своему, по-европейски”, в том-то и вся суть. То-то вот и есть, что ненавидели они крепостное право не ради русского мужика, на них работавшего, их питавшего, а стало быть, ими же в числе других и угнетенного.