Террористы

В Вязьмию прошел мирской сход и крестьяне выбрали новых старшину и писаря, уволив старых взяточников. Пример Вязьмино произвел колоссальное впечатление в Саратовской губернии. В село приехали уездные начальники, попросту объявили сход недействительным, сами с собой провели новый и вернули все старые порядки. Местные помещики подняли плату за аренду земли на год в десять раз, и начались столкновения с крестьянами, которые уже прекрасно понимали, что их незаконно обирают. Со своих минимальных наделов они прокормиться не могли, но арендовать помещичью землю по сумасшедшим ценам было свыше человеческих сил. Во всей губернии происходило то же самое, и управляющие помещиков стали разбивать крестьянское единство, предлагая отдельным мужикам землю на льготных условиях, чтобы соблазнить одних и разбить упорство других. Почти везде им это удалось, но вязьминские крестьяне стояли дружной стеной. В губернию полетели доносы, что фельдшерицы бунтуют народ. Тут же приехал уездный исправник, провел следствие, несмотря на горячее желание, ничего на Фигнер не собрал и со злости закрыл школу. Все Вязьмино стало говорить о несправедливости и двух самых разговорчивых тут же арестовали по доносу князя-писаря. Крестьян обещали отпустить, если они дадут ложные показания на Фигнер, но мужики, несмотря ни на что, не предали «золотых учительниц». Их пришлось отпустить из-за отсутствия улик, и мужики рассказали сестрам, что от них, как и от десятских и сотских, в уезде требовали подсматривать в окна сестер, следить за ними, подслушивать их разговоры. Горе крестьян надо было видеть.

Подобное Вязьмино происходило во всей империи, и дальнейшая деятельность народников в деревнях была бесцельна. Еще немного, и их по одному арестовали бы под любыми предлогами. Легальная борьба за народные интересы тут же столкнулась с государственным беззаконием, а чувство справедливости с размаху врезалось во властные традиции. Второе хождение в народ было проиграно из-за отсутствия политических прав и свобод в державе. Не только пропагандистская, но и просветительская, культурная работа в деревне под надзором становых, урядников, исправников была совершенно невозможна. Землевольцы собирались в Петербург для определения дальнейших путей и целей партии.

Во главе «Земли и воли»стояла основная группа из нескольких десятков человек во главе с комиссией из пяти революционеров. Вокруг этой столичной группы по всем имперским городам создавались территориальные и специальные группы. Высшим органом партии считался общий суд представителей всех групп. Газета «Земля и воля» рассказывала имперским подданным: «Во все времена народ требовал земли и воли! Земли, как общего достояния тех, кто на ней работает, и воли – как общего права всех людей распоряжаться своими делами. Нам предстоит громадная задача: осуществление народной революции, которая одна в состоянии развить будущий социалистический строй из тех элементарных основ социализма, которые уже созданы в умах народа». Землевольцы решили, что необходимо изменить язык агитации и пропаганды, сделать его простым и доходчивым.

В «Земле и воле» были созданы интеллигентская, рабочая, деревенская группы, которые действовали в соответствии с программой партии: «заведение прочных связей в местностях, где недовольство наиболее заострено, заведение связей в центрах скопления промышленных рабочих, работа в деревне, пропаганда и агитация в университетских центрах, издание собственного печатного органа и распространение листовок, установление связей с либералами и враждебными правительству религиозными сектами, сплочение крестьян во главе с естественными революционерами в организацию». Задача дезорганизаторской группы заключалась не только в освобождении товарищей из тюрем, но и в организации убийств провокаторов и террористических актов против одиозных сановников.

В обществе собирали деньги для работы «Земли и воли». Революционер-помещик Дмитрий Лизогуб продал свое богатое имение, и громадная сумма в двести тысяч рублей в течение года поступила в партийную кассу. По некоторым данным, великий поэт Николай Некрасов передал землевольцам умопомрачительную сумму в полмиллиона рублей. Когда 27 декабря 1877 года он умер, «Земля и воля» решила участвовать в его похоронах почти официально, и это опять было неслыханно в империи.