Террористы

– Ну вот, – начал Квастму. – Я ее увидел, убийцу эту. То есть, она никого так и не успела убить. Калле, как всегда, ничего не стал предпринимать, и тогда я набросился на нее, как пантера.

Неудачный образ: Квастму был неуклюжий верзила с толстым задом, бычьей шеей и мясистым лицом.

– Только она хотела выхватить нож, тут я поймал ее за правую руку и объявил, что она задержана, и сразу сгреб ее. Пришлось нести ее в машину, и там она оказала сопротивление представителю власти, к насилию, значит, прибегла, так что у меня один погон почти оторвался, и жена страх как взбеленилась, когда надо было его пришивать, потому что в это время по телевидению что-то такое показывали, ей хотелось посмотреть, да еще одна пуговица на куртке болталась, а у нее не нашлось синих ниток, у Анны-Греты, у жены моей, значит. И когда мы перед тем, значит, принимали меры по поводу этого ограбления, Калле привел машину в уголовку, а там дежурил один мой знакомый, его зовут Альдор Гюставссон, и он жутко надулся, потому что как раз собрался идти домой есть лапшевник, и назвал нас последними идиотами. Это он-то, который прошляпил убийство на Бергсгатан, но эти сыщики всегда важничают, нас, из охраны порядка, за людей не считают. Ну и все, если не считать, что она меня хреном обозвала, но ведь это нельзя назвать оскорблением представителя власти. Хрен – что тут унизительного или непочтительного по отношению к полиции в целом или к ее отдельному представителю, то есть ко мне в данном случае, как сотруднику охраны порядка. Потом я хотел принять меры к двум бандитам, которых мы еще раньше видели в парке на скамейке, но у Калле было с собой сливочное полено, и он сказал, мол, давай перекусим, и мы перекусили. Она самая меня и обозвала.

Квастму показал на Ребекку Линд.

Пока свидетель демонстрировал свой талант рассказчика, Бульдозер наблюдал за единственной слушательницей. Перед тем она что-то прилежно записывала, теперь же, подперев ладонями подбородок, внимательно смотрела то на Рокотуна, то на Ребекку Линд. Лицо ее выражало озабоченность или, скорее, глубокую тревогу. Вот она наклонилась и принялась одной рукой чесать лодыжку, одновременно отрывая зубами заусеницу на пальце другой руки. Потом опять посмотрела на Рокотуна, и в ее прищуренных голубых глазах отразилось отчаяние пополам с робкой надеждой.

Гедобальд Роксен сидел с отсутствующим видом; можно было подумать, что он просто не слышал показаний свидетеля.

– У меня нет вопросов, – произнес он.

Бульдозер Ульссон был доволен. Дело представлялось ему совершенно ясным, как он и сказал сразу. Вот только очень уж затянулось.

Когда судья предложил устроить часовой перерыв, он энергично кивнул и вприпрыжку помчался к двери.

Мартин Бек и Рея Нильсен воспользовались перерывом, чтобы сходить в кафе «Амарант». К бутербродам и пиву они добавили кофе с коньяком.

Часы до перерыва прошли для Мартина Бека достаточно скучно. Зная Рокотуна, он предвидел, что на скорое окончание дела не приходится рассчитывать; в то же время ему нисколько не улыбалось торчать в унылом коридоре в обществе Кристианссона и Квастму, спесивого директора и двух женщин, явно ошеломленных тем, что их вызвали свидетельницами по такому громкому делу, чуть ли не убийству, о котором сообщалось и в «Афтонбладет», и в «Экспрессен».

Мартин Бек зашел в отдел насильственных преступлений, потолковал без особого удовольствия с Рённом и Стрёмгреном. Стрёмгрена он никогда не любил, а отношения с Рённом у него были довольно сложные. Попросту говоря, в городском полицейском управлении на Кунгсхольмсгатан у него совсем не осталось друзей. Здесь, как и в ЦПУ, одни восхищались им, другие ненавидели его, а третьи, их было большинство, откровенно ему завидовали.

В здании на Вестберга-алле, где размещалась его группа, у него тоже не было друзей после того, как Леннарт Колльберг ушел из полиции. На место Колльберга, с одобрения Мартина Бека, приняли Бенни Скакке. Отношения у них сложились неплохие, но до настоящего контакта еще было далеко. Случалось, Мартин Бек сидел, глядя в пространство, и тосковал по Колльбергу.

Если быть честным – а он теперь предпочитал не лгать самому себе, – Мартин Бек тосковал по Леннарту, как тоскуют по ребенку или любимой.

Итак, он посидел у Рённа, поговорил о том о сем. Но Рённ не был интересным собеседником, к тому же у него хватало дел. Работа в стокгольмском отделе насильственных преступлений была отнюдь не синекурой, а еще Рённ жаловался на то, что вид из его окна стал совсем не тот. В самом деле, окно кабинета смотрело прямо на уже достигшее внушительной высоты огромное новое здание штаба полиции. Через год-другой строительство будет закончено, и все переедут туда, однако мысль об этом отнюдь не наполняла их души ликованием.

– Интересно, как там Гюнвальд, – говорил Рённ. – Я бы не прочь с ним поменяться. Бой быков, пальмы, приемы – а?

Рённ обладал редкой способностью внушать Мартину Беку угрызения совести. В самом деле, почему эта увеселительная поездка досталась не ему, ведь он больше других нуждался в поощрении?