Около трех часов дня Александра II на шинели внесли на третий этаж Зимнего дворца. Его переложили на кровать, и доктор Боткин в половине четвертого дня 1 марта 1881 года зафиксировал императорскую смерть. Через неделю царя похоронили в Петропавловской крепости. На месте взрыва погибли лейб-казак, мальчик-посыльный и мещанка, тяжело и легко были ранены полицейские, казаки, случайные прохожие. Один из дядей императора сказал, что 1 марта 1881 года идиллистическая Россия с царем-батюшкой и его верноподданным народом перестала существовать. Департамент полиции доносил министру, что после приказа вывешивать государственные флаги, некоторые дворники спрашивали: «Неужели опять промахнулись?» Когда из-под умиравшего из-за потери крови императора забрали шинель, кровь чуть не потоком вылилась на паркет. Приближенные макали в нее носовые платки, а вельможи возмущенно говорили, что подобного в России еще никогда не было. Им напомнили об убийствах Петра III и Павла I, и спросившие получили ответ: «Во дворце душить можно, но на улице взрывать нельзя!»
Последний сон Софьи Львовны
Михайлов, Квятковский и Баранников удивленно переглянулись. По Солянке прямо на них шел огромный городовой, держа над головой на почти вытянутых руках грубо сколоченный стол, к которому цепью была прикована захватанная амбарная книга. Полицейский старался ее придерживать правой рукой, прижимая к ножке стола большим пальцем, но у него получалось плохо. По ногам, закрытым длинной шинелью, при ходьбе колотила шашка, в просторечии называемая селедкой. Картина морозного московского хмурого утра была настолько яркой, и непривычной, что Михайлов, Квятковский и Баранников с трудом сдержали удивленный смех. Они расступились и пропустили пыхтевшего от натуги городового. Догнавшие их Желябов и Колодкевич объяснили господам дворянам, что они только что видели.
Городовые должны были ночью несколько раз обходить свои участки, блюдя покой москвичей, но никогда этого не делали, предпочитая отсиживаться в теплых будках, за что московский люд называл их будочниками. Новый обер-полицмейстер сразу сделал неожиданный ночной обход, увидел безобразие и принял, как ему казалось, действенные меры. Москва, как и другие города империи, была разделена на полицейские части и околотки и обер-полицмейстер приказал частным приставам и околоточным надзирателям еженощно проверять несение службы будочниками. Для этого городовым выдали амбарные книги, в которых их начальники должны были расписываться и ставить время и дату проверки. Полицейское начальство ночами предпочитало спать, несмотря на приказ обер-полицмейстера и поэтому скомандовало городовым при утренней смене носить книги к ним домой на подпись. Через месяц обер-полицмейстер опять повторил свой ночной обход, опять увидел безобразие и неисполнение и приказал приковать амбарные книги к будочным столам цепями. Городовые стали носить книги на подпись приставам и надзирателям вместе со столами, обер-полицмейстер махнул рукой и, конечно, никого не наказал за невыполнение собственного приказа. Москвичи сначала смеялись, но быстро привыкли к очередному самодержавному идиотизму. Не он первый и не он последний. Дело житейское. Подобная рутина усыпляет сознание и опускает руки у благомыслящих людей и они падают на дно болота, где привольно могут жить только амфибии. Мертвые кости засеивали и засеивали сонное царство имперской жизни. Ликующие избранники жизни выдергивали из этого царства недовольных, мешавших остальным подданным спать вечным сном.