Террористы и охранка

За несколько недель до этих событий Бурцев покинул Париж в сопровождении одного из товарищей и направился в Россию. Большинство членов кружка и не подозревали об его отъезде. Ландезен же раньше знал о его намерениях. Бурцев решил проехать в Россию с юга, но не успел он доехать до Румынии, как заметил, что за ними следят. Товарищ Бурцева не разделял его подозрений и согласился лишь разъединиться, не считая нужным принимать каких-нибудь мер предосторожности. Но не успел он доехать до границы Бессарабии, как был арестован русской полицией. Сам же Бурцев проехал из Бухареста в Константинополь. Долгое время он переписывался с Ландезеном, письма которого становились все более загадочными. Товарищи Бурцева отговаривали его от поездки в Россию, но Ландезен, наоборот, горячо настаивал на этой поездке для принятия деятельного участия в делах революции. Как раз в это время он узнал об арестах в Париже. Сопоставляя все мелочи, казавшиеся ему подозрительными в поведении Ландезена, Бурцев пришел к убеждению, что Ландезен — провокатор. Он сообщил о своих догадках своим парижским друзьям, и мы уже слышали, как эти подозрения были заявлены на суде одним из арестованных.

Но многие члены кружка продолжали питать к Ландезену неколебимое доверие. Один из членов кружка, содействовавший бегству Ландезена, горячо упрекал Бурцева в клевете. Революционеров судили 5 июня в девятом отделении суда по уголовным делам. Процесс произвел большую сенсацию; например, l'Eclair выпустил 4 иллюстрированных листа специального приложения. Провокаторская роль Ландезена неясно вырисовалась в этом процессе-она окончательно выяснилась лишь 19 лет спустя. Между тем показания Рейнштейна осветили многое; он рассказал, как Ландезен снабдил всех деньгами для покупки материала. Самому Рейнштейну он принес на хранение 12 бомб и впоследствии распределил их между арестованными товарищами. Он даже убеждал Рейнштейна снять квартиру для производства там опытов.

Дело Бромберг было не менее загадочно; у нее нашли сундук со взрывчатыми веществами, но она заявила, что не знала о его содержимом и что после 24 мая она его ни разу не открывала. Между тем одна из бомб была завернута в номер «Petit Journal» от 27 мая. Рейнштейн не колеблясь заявил, что Ландезен заходил к Бромберг в ее отсутствие и положил в сундук этот номер с его содержимым. Мильеран указал, со своей стороны, на большой промежуток времени с того дня, как следователь узнал о провокаторской роли Ландезена, и до дня приказа об его аресте. Он прямо заявил, что «если Ландезен не был арестован, то это было сделано преднамеренно».

Кроме того, Мильеран указывал на тот факт, что в обвинительном акте не упоминалось, каким образом полиция узнала о неудачном опыте близ Raincy. Из этого он выводил, что полиция пользовалась услугами темного агента. Конечно, суд отрицал это заявление. Мильеран вполне основательно считал виновниками такого провокационного процесса министра внутренних дел Констанса и префекта полиции Лозэ.

Рейнштейн, Накашидзе, Левренус, Львов, Степанов, Кашинцев были приговорены согласно закону 1871 г. о хранении у себя взрывчатых веществ к трем годам тюремного заключения. Жена Рейнштейна и Бромберг были оправданы. По отбытии наказания большинство революционеров было выслано. Что же касается Ландезена, то его как наиболее преступного заочно приговорили к 5 годам тюремного заключения. До этих пор симпатии Франции и всей Западной Европы были на стороне революционеров, теперь же мнения резко переменились. Констанс учредил строжайший надзор над русскими эмигрантами, имея деятельных помощников в этом деле в лице русских тайных агентов.

Русский посол барон Моренгейм потребовал, чтобы французское правительство парализовало все попытки революционеров. Фрайсинэ, Рибо и Констанс обещали ему это. Но Моренгейм все беспокоился, как бы кто-либо из революционеров незаметно не уехал бы в Россию. Он многократно посещал Констанса, требуя от него ареста своих соотечественников. Но Констанс заявил, что он не может арестовать без предъявления обвинения. Вскоре случилось президенту выехать из Парижа. Он должен был выехать 21 мая в сопровождении Констанса. Моренгейм очень волновался за все время отсутствия Констанса, распорядительность которого он очень ценил.