Терроризм от Кавказа до Сирии

…1941 год. В Чечено-Ингушетии вспыхивает антисоветское восстание. Несмотря на то что восставших было немного, в январе 1944 года Сталин подписывает постановление об упразднении Чечено-Ингушской Автономной Республики и депортации всего ее населения в Среднюю Азию и Казахстан за «пособничество фашистским оккупантам».

В ночь на 23 февраля 1944 года чеченские и ингушские селения блокировали войска. На сборы семьям отводилось 10–15 минут.

Продуваемые всеми ветрами деревянные вагоны – по злой иронии судьбы называемые «теплушками» – битком забивались людьми. В них люди проделывали путь из Чечни до Казахстана. Три недели в дороге. Люди не знали, куда их везут. Прошел слух: к морю, чтобы утопить. В первые дни их не кормили – ели то, что удалось наспех захватить из дома. Но и в страхе они продолжали жить. Эшелон шел дальше. А в одном из вагонов играла гармошка. Девочка пела песню.

Гармошка – самое дорогое, что было у 14-летней Малики Чикуевой. С шести лет девочка уже зарабатывала на жизнь – играла на свадьбах и праздниках. А потом она стала сочинять стихи и музыку. В своих песнях она славила партию большевиков и любимого товарища Сталина.

Малика пела в поезде о том, что чувствовала, о чем размышляла. О том, что случилось с ее народом.

Моя собеседница Малика Чикуева вспоминает:

«И в поезде пела. У нас большая остановка была, в этом зале старшина открывала двери, выходили мы все на улицу, выходили».

На двадцатые сутки пути люди узнали, что их привезли в Восточный Казахстан. Так начиналась новая жизнь. Жизнь в изгнании.

В песнях Малики все чаще звучала тоска по родине. И однажды она сочинила стихи про Сталина – виновника всех бед ее народа. В этой песне были такие строки:

«Сталин – ты безбожник, а не бог, кто дал тебе право выгонять целый народ».

Девочка спела эту песню в своем кругу всего лишь один раз. На следующий день за ней приехали. Донес кто-то из своих. Малике было всего 14 лет, но чтобы соблюсти внешние приличия и рамки закона, ей приписали еще 3 года и отправили по этапу. Караганда, Петропавловск, Владивосток.

Рассказывает Малика Чикуева:

«Я одна чеченка там была, все русские. Женщины заключенные. Ни один человек меня не обижал. Они были бухгалтеры, повара… Они меня, знаешь, прямо на руках носили».

Из лагеря под Владивостоком Малика вернулась в Чечню через 9 лет. Вышла замуж, родила троих детей. Ей казалось, что все беды позади. Тогда она и представить себе не могла, что почти через 40 лет опять будет расплачиваться за чужие грехи.

В годы войны Малика снова выжила, но потеряла родных, друзей. Сын Адам попал под обстрел и стал инвалидом. Все, что у нее сегодня осталось, – квартира площадью 26 кв. м на 6 человек. И жизнь, полная горьких воспоминаний…

…После ранения Зула Муртазалиева долго лечилась. Желание иметь детей стало главной целью ее жизни. Шли годы, женщина уже почти отчаялась, как вдруг получила письмо от подруги, уехавшей на Урал. Та писала: «Есть возможность усыновить ребенка, приезжай». Уже через несколько дней Зула оказалась в Перми и прямо с вокзала отправилась в детский дом.

Зула Муртазалиева вспоминает:

«Когда мы подходили к этому зданию, дети как раз на улице на прогулке были. И Руслан меня заметил, подбежал к штакетнику, держится, кричит: «Мама, мама!» Няньки его тащат, а он все кричит: «Мама, мама!» Я подруге говорю: «Вот он, мой». Зашли, нас там уже ждали. Привели меня к директору. Я говорю: «Вот этого мальчика». Она мне отвечает: «Извините, там большая семья, вы не возьмете их, их четверо». Ну, четверо и четверо, ничего страшного. Так и выбрала эту семью. Трое мальчиков и девочка, привезла домой».

Вскоре пришло время ставить детей на учет у детского врача. Зула пришла с документами в поликлинику, дала бумаги педиатру. Та подняла на нее наполненные ужасом глаза. «Вам ничего не говорили?» «А что?» – поинтересовалась Зула. – «У вас больные дети. У всех четверых порок сердца».

Рассказывает Зула Муртазалиева:

«Всех проверила, говорит: «Боже мой! Что ты наделала? Они же у тебя все инвалиды!» Мне, правда сказать, не буду говорить по именам кто, мне предлагали отвезти, отдать их, на здоровых поменять, даже из русской национальности разговоры такие были. Поменять… Это что, вещь, что ли, – поменять? Детей поменять! Мне это не надо, мне вот это надо. Пусть даже калеками будут, но они мои».

На второй день после приезда русские дети Зулы уже вовсю общались со своими чеченскими сверстниками. Без языка они как-то запросто понимали друг друга. Пока не случилось то, что рано или поздно должно было случиться.

Рассказывает Зула Муртазалиева: