Терская клятва (сборник)

– Вот тебе и первый бой… Хоть бы ленту израсходовали, хоть бы одного фашиста уложили, – помолчав, обронил Михайлов и передал фляжку командиру. – А теперь что? Кожух пробит, ствольная коробка повреждена, прицельную планку погнуло. Вот тебе и сектор для обстрела… Из всего взвода, должно, только мы живые.

– Войны на всех хватит. Настреляешься, – отозвался Борис. – Мощь у немца чертячья! Голыми руками не возьмешь. А мы фактически безоружны. Хотя бой, похоже, не закончен…

И, на самом деле, будто ветром надуло монотонный звук. Он обрел жесткость, и послышался гул моторов, перебиваемый лязгом гусениц. Из прибрежной долины, извиваясь, выползла танковая колонна. Машин, как насчитал Силантий, было тридцать две. Не подавая вида, что от волнения свело скулы, Борис скомандовал:

– Приготовиться к бою!

В предполье танки и самоходки развернулись во фронт. И с дальнего расстояния открыли беглый огонь. Довольно плотная их цепь, не встретив никакого сопротивления, проутюжила передовую.

– На нас прут! – заполошно крикнул Силантий. – Вон, от высотки.

Два «Панцера», прикатав попутные окопы, ринулись на позиции артиллеристов и пулеметчиков. Их дула беспрестанно плескали огнем. Борис, заметив тревожно-растерянные взгляды своих подчиненных, принял решение.

– Слушай приказ! Оставить «лимонки», а мне передать РГД[4]. По ходам сообщения двигаться к берегу. Оттуда – к заливу. Старший – Михайлов. Выполняйте!

Минуты были сочтены. Когда шаги бойцов стихли, Борис срезал штыком-кинжалом лямки с вещмешка, принялся обматывать все три имевшиеся у него гранаты. Только связкой, как говорилось в наставлении по стрелковому делу, можно поразить танк. Мельком глянул на часы: уже полсуток не покидал он окопа, и потому болезненно пульсировало в висках, и ломило тело, изможденное жарой.

Неотрывно следя за ближним «Панцером», он отхлебнул из фляжки водки. Нарастающая ненависть прибавила сил. И когда танк приблизился к пулеметному гнезду, Борис лег на дно окопа. В эту минуту вспомнился ему отчий дом, Ефросинья и сынишка. И обожгла мысль, что не узнают родные, что случилось с ним здесь, на крымской земле, потому что не осталось вокруг свидетелей. И всё же всем нутром противился он страшной развязке…

Наконец, словно в ознобе, задрожала земля, – и широкая железная туша закрыла небо. Обдало запахом бензина и жаром раскаленного мотора. Танк прокатился над ним! Борис вскочив, с размаха швырнул связку в бензобак. Вновь упал на дно, не успев заметить, поджег или нет. Рев танка сбился, стал прерывистым и – заглох. Он с пистолетом в руке выглянул. Ветер завивал языки вокруг башни. Резко вскинулась и закрепилась в вертикальном положении крышка люка. Точно подброшенный пружиной, в проем стал вылезать танкист в черном шлеме. Борис, прицелившись, выстрелил. Сраженный немец провалился вовнутрь. Второго танкиста он уложил, когда тот уже спрыгнул на землю. И следом, взметая высокий огненный столб, грянул взрыв боезапаса. Воздушным вихрем обрушило основание бруствера. Бориса оглушило, и прожгла такая боль в левой стопе, что он закричал. Из последних сил сдвинул с ноги бетонную глыбу и – потерял сознание…

Он очнулся в сумерки от ощущения, что кто-то трясет за плечо. Открыл глаза и расплывчато различил над собой лицо Лаптева.

– Товарищ сержант! Вы живой, а? Товарищ сержант… – испуганно твердил Сила.

– Да не дергай так, – поморщился Борис. – Почему ты здесь?

– На берегу десантники. Михайлова убило. А я утёк. Видел, как вы танк подожгли.

– Разрежь левый сапог. Посмотри, что с ногой. Перевязывать умеешь?

– Конечно. Я понятливый. Даже на гармошке выучился.

– Мне, пожалуй, не дойти. Выбирайся один.

– А я вас – верхом. Я бревна таскал в пять пудов, подсоблял плотогонам. Лаптевы все шибко здоровые и первые драчуны. Тятька меня не зря Силой назвал!

Поздней ночью они направились к проливу. Борис попытался передвигался самостоятельно, опираясь на палку. Но мука стала невыносимой. Он беспомощно остановился и выругался.

– Я же баял, что лучше верхом, – дружелюбно попенял Силантий. – Только держите пистолет наизготовку, а то… нарвемся на медведя…

Уралец присел, подставляя широченные плечи. Зашагал твердо, как ставший в колею вол. Изредка отдыхал и с прибауткой: «Битый небитого везет», – топал дальше. Перед утром, миновав немецкие посты, они добрались к берегу Керченского пролива.

У пристани и под горой – вперемешку различные части уже не существующего Крымского фронта. Время от времени отряды добровольцев вступали в бой с немецкими автоматчиками, отгоняя километра на два в степь. От пристани Еникале до косы Чушка – армейская переправа. Катеров не более десятка. Их берут штурмом, не взирая на чины и должности. Лаптев отправился искать плавсредство. Борис сидел у самой воды, зарыв в прохладный мокрый песок огнем полыхающую ступню. Нога до колена распухла, отяжелела, как дубовая чурка.

Силантий вернулся с надетой на шею, как хомут, автомобильной камерой. Глаза его возбужденно блестели.