Терской Фронт

   А вот то, что я вижу по другую сторону "Великой Ханкалинской стены", от того, что я помню, отличается мало. Все та же белесая пыль дороги, что во время дождей превращается в ужасную грязь, липкую, плохо смывающуюся, метко прозванную каким-то армейским острословом "говнолином". Все те же чахлые высокие стебли осоки, этой пылью покрытые, частоколом стоящие по обочинам. И будка внутреннего КПП, полосатый шлагбаум которого перекрывал проезд на жилую территорию базы, стояла на прежнем место. И даже стоянка для прибывшего транспорта находится там же, где и раньше, рядом с железнодорожным полотном. Клянусь, если б увидел на своем месте осетинскую шашлычную, в которой мы каждую командировку при заезде в Ханкалу офигенный, а главное очень дешевый, шашлык лопали — совершенно не удивился бы! А то еще и заглянул бы, по старой памяти. Но "шашлычки", к сожалению, нет, а на ее месте — невысокий холмик из которого торчат вверх какие-то куски ржавого насквозь железа. М-да, не прошла проверку временем... А жаль.

   Машину, как и в мое время, внутрь не пустили. Пришлось оставить ее на стоянке, а дальше топать пешком. А еще на КПП нам велели отсоединить от автоматов магазины. Я чуть не прослезился от приступа нахлынувшей ностальгии — будто и не покидал своего времени! Изменения вокруг — минимальные: по-прежнему все пострижено, покрашено и посыпано песочком, бордюры побелены известкой. Ясно, солдатики без дела не сидят. Наверное, правильно я сделал, что служить сюда не подался, а то замаялся бы каждому прохожему воинское приветствие отдавать. Хотя, Игорь, вон, не парится — автомат на плечо повесил, и идет с непринужденной физиономией. Ему, с автоматическим оружием, козырять никому не нужно, Уставом не положено. О, как интересно, а гостевого городка с его палатками — нету. Похоже, разобрали за ненадобностью. А вот что на его месте построили — непонятно. Слишком высокий забор, не видать ничего. Хотя, не так уж оно мне и нужно.

   В штабной "дежурке" Игорь еще раз представился сидящему за явно пуленепробиваемым стеклом лейтенанту-"помдежу"[88] и уверенно направился на второй этаж. Ну, а мы с Анатолием — за ним.

   В "секретке" нас встретил молодой лейтенант совсем не героической наружности, типичный штабной деятель, который в нашем присутствии явно немного робел и поглядывал на нас с Толиком с опаской. Уж не знаю, может он тут недавно, не пообтерся еще, штабной вальяжности не набрался. А может у наемников тут известность этакая... Ну, да, отморозки в черных банданах, чего хотят, то и воротят, сам черт им не брат и никакой управы на них нету. Да и ладно, бог с ним. Боятся — значит уважают. А то мне в прошлом откровенное пренебрежение и хамство некоторых штабных крыс очень не по душе было. Так что, уж лучше пусть боятся.

   К моему удивлению, мне не пришлось расписываться непонятно за что в целой куче ведомостей и журналов. Хватило одной-единственной росписи во внушительных размеров гроссбухе, после чего лейтенант выдал мне пухлый бумажный конверт, опечатанный аж пятью сургучовыми печатями. Да, серьезно все тут.

   — Слушай, Игорь, я не понял, а ради чего мы вообще сюда мотались? — спрашиваю я у Костылева, когда мы идем назад к машине.

   — Ага, — поддерживает меня напарник. — А главное, на кой черт вы вообще меня с собой поволокли?

   — Ну, с тобой-то как раз понятно, — улыбаюсь я. — Мы прямо отсюда на склад едем, не буду ж я всякие "вкусности", нам положенные в одно лицо таскать?! Так что, Курсант, ты с нами поехал на правах грубой подсобной силы. А вот почему эти самые карты... А в пакете ведь карты, Игорь?

   — Угадал, — согласно кивает он.

   — Блин, ну что мешало тебе этот пакет мне в Комендатуре отдать?

   — Отсутствие твоей, Миша, подписи мешало. Карты — секретные. И ты теперь за них несешь ответственность. А то ишь, нашел дурака, расписываться в их получении буду я, а ежели ты их где проебе... эээ... потеряешь, то отвечать опять же мне. Не, так дело не пойдет!

   — Ладно, убедил, поездка была необходимой, познавательной, а главное, — я подкинул на ладони конверт, — результативной. А теперь — поехали на склад за нашими ништяками, а то у меня уже лапки загребущие чешутся.

   Если честно, то все обратную дорогу, из Ханкалы в Червленную я внутренне готовился к жаркой схватке с каким-нибудь сидящим там кладовщиком, таким же "прапором", как и я, но, что называется, идущим по другому ведомству. Этаким типичным складским жлобом: толстым, неопрятным, с испитым одутловатым лицом и мерзким жадным характером. Готовился каждую нужную мне вещь вырывать с боем. И даже начал мысленно придумывать, каким именно образом я буду этого пасюка кошмарить. Целый монолог успел мысленно составить. Длинный, агрессивный и украшенный всевозможными шедеврами русской матерной словесности.