Терской Фронт

Грузовик ехал куда-то всю ночь. Причем, судя по моим ощущениям и захлебывающемуся вою изношенного двигателя, мы все выше забирались в горы. Нет, они что, на самом деле меня в Эрзерум везут? Не, бред, скорее всего загадочный турецкий полковник, фамилию которого я уже умудрился позабыть, сидит в каком-нибудь горном селе на юге бывшей Чечни, в том же Итум-Кале, например, или в Шатое. Хотя, чисто теоретически, может быть и на севере Грузии. Уже утром, когда солнечный свет стал проникать сквозь плотную ткань мешка, грузовик внезапно остановился.

— К машине! — раздался снаружи зычный голос командира мамелюков. — Привал. Можно оправиться и пожрать чего-нибудь сообразить. Первое отделение — в боевое охранение. Сергей, ты остаешься у машины и охраняешь пленного.

— Есть! — отозвались сразу несколько голосов.

Да уж, сразу видно, что не банда, а армейское подразделение: приказали — выполняй, и никаких "почему я?" и прочих проявлений нестроевой вольницы.

— Эй, Сергей, мне б водички попить, — пытаюсь я наладить контакт со своим сторожем.

— Обойдешься, мразь. На место приедем — там тебя напоят, из ушей польется! — рыкает в ответ тот.

Вот и поговорили... И чего он такой добрый-то? Хотя... Скольких я вчера угрохал? Четверых, да одного подранка, видимо, самого тяжелого, они сами добили. И кто знает, в каких отношениях этот Сергей был с убитыми. Может я вчера его лучшего друга в "страну вечной охоты" отправил.

Еще минут через двадцать откуда-то издалека прозвучал предостерегающий окрик, потом, уже рядом с грузовиком послышались голоса:

— Господин лейтенант, местные какие-то, говорят, в Итум-Кале на базар едут. Вот, старший их, говорит, вас знает.

— А-а-а-а, ас-салам алейкум, Ильяс-хаджи, — лейтенант, похоже, действительно знает того, кого к нему привел караульный.

— Ва-алейкум салам, Али-аскер, — второй голос явно принадлежит человеку пожилому, причем по-русски он говорит очень чисто, почти без акцента.

— Ну, зачем же так официально, Ильяс-хаджи, можно просто Алексей.

— Да какой ты Алексей, лейтенант? — в голосе старика слышна ирония. — Все Алексеи, они по ту сторону Сунжи[129].

— А хоть бы и так, — легко соглашается явно не обидевшийся на дерзость старика лейтенант. — Как ваши дела, уважаемый, как здоровье? Как дети и внуки?

— Хвала Аллаху, все в порядке. А у тебя что?

— У меня по-разному. Вчера людей своих потерял, зато хорошего пленника взял.

— Это кого же? — голос старика снова становится насмешливым. — Неужели Генерал-Губернатора из Ханкалы украл?

— Не совсем, но почти. Я того шайтана, что два месяца назад под Ведено бойню учинил, взял.

— Да ладно?! — Ильяс-хаджи снова стал серьезен. — Ай да Али-аскер, ай да красавчик! Слушай, а можно я на него хоть гляну? Будет что друзьям рассказать.

— Да смотрите, уважаемый, разве жалко, вон он, в кузове валяется. Только потом снова мешок этому шакалу на голову наденьте, незачем ему лица моих парней видеть.

Скрипит откидываемый борт, а потом сильная рука приподнимает меня за шиворот. Я послушно сажусь, опершись спиной на лавку. Та же рука сдергивает с моей головы мешок. Я сначала щурюсь и промаргиваюсь от яркого света, а потом... Твою ж ты мать! Быть того не может!!! Ошибся? Нет, по совершенно ошарашенному и сбитому с толку виду старика понимаю, что не ошибся. М-да, а не так уж ты изменился за эти тридцать лет: ярко-зеленые глаза все те же, и характерный, зигзагообразный шрам на правой щеке и скуле на прежнем месте. Вот бородищу отрастил аж до пупа, причем она уже давно не рыжая, а седая...

— Ну, здравствуй, Эли[130]. Как твое колено? — чуть слышным голосом шепчу я.

— Миша? — так же шепотом отвечает он. — Ты? Но как такое возможно?

— Иншалла[131], — коротко бросаю я в ответ.

— Что там у вас, уважаемый? — слышен снаружи голос моего сторожа Сергея.

— Да ничего, — уверенным голосом отвечает Ильяс и, окинув взглядом мою покрытую засохшей кровью физиономию и потрескавшиеся губы, добавляет. — Этот гяур, сын шакала, пить просит.

— Не обращайте внимания, Ильяс-Хаджи, у меня тоже просил. Перетопчется!

— Ну, значит, перетопчется, — безразлично отвечает он, нахлобучивая мне на голову мешок, но прежде чем выбраться из кузова, молча, ободряюще тыкает меня кулаком в плечо.