Тертон (СИ)

Стас поехал по знакомой до последнего камушка дороге. Озеро открылось перед ним — безмятежное, голубое как сегодняшнее небо, гладкое как стекло, шириной метров в пятьдесят, длиной вчетверо больше, а глубиной, если рыбаки не врут, до десяти метров в самом глубоком месте.

Как и ожидалось, никого из серебряных поимчан на берегу не наблюдалось. В жесткой траве слева от протоптанной тропинки, ведущей на каменистый берег, чернело пятно кострища и валялся кое-какой мусор: бутылки, разорванная картонная коробка, аляпистые обертки из-под сладких батончиков и чипсов. Дальше на берегу лежал полузасыпанный мелкими камешками и песком детский желтый спасательный круг. Он был продырявлен, сдулся и, видимо, лежал тут давненько. Неизвестно, кто насвинячил — местные или приезжие. Скорее всего, приезжие. Местные изредка убираются на берегу, но не слишком часто, тем более, что за теми, кто свинячит, никогда не угонишься.

Оглядевшись, Стас разделся догола — лягушек, что ли, чиниться? — и нырнул. Вода была прохладная, но терпимо, сразу подняла тонус. Стас поплавал туда-сюда, понырял, вспоминая детство, затем вылез на берег, обтерся полотенцем, оделся.

Возвращаться пока не тянуло. Он неспешно, наслаждаясь безлюдной природой, прогулялся по берегу вдоль воды в западном направлении — берег там превращался из каменисто-песчаного в глинистый и непроходимый, потом вернулся и пошел на восток мимо грунтовой дороги и стоящей на ней «Тойоте» до места впадения ручья в озеро.

В детстве, в состоянии лунатизма, он дошел именно до этого ручья — точнее, до каменного «капища» (если это капище, конечно, а не просто груда камней) метрах в сорока-пятидесяти выше по течению, среди зарослей ив, берез и кленов. Подумав, Стас закатал тонкие штаны и пошел босиком прямо по мелкой ледяной воде против течения, иногда выбираясь на пологий бережок, если растущие прямо у воды деревья позволяли.

Возле «капища» местность не изменилась: тот же изгиб разлившегося ручья, те же кусты можжевельника на берегу и те же огромные камни напротив, сложенные в груду выше человеческого роста вроде бы как попало, — но если присмотреться, на уровне интуиции начинаешь улавливать некий неуловимый порядок… Будто бы это была каменная кладка — фундамент или часть стены, — но со временем оплыла, покосилась, частично ушла в землю.

И тут Стаса захлестнуло сильнейшее ощущение чужого присутствия — совсем как ночью, только намного ярче и сильнее. Он вздрогнул и оглянулся: заросший лесом берег, прозрачная вода, сквозь нее отлично просматривается песчаное дно, трава, валуны… Никого. Но кто-то ведь смотрит? Да, Стас мог бы поклясться, что за ним наблюдает некто незримый.

Словно что-то толкнуло его вперед, и он повлекся по колено в воде к древней каменной кладке, протянул правую руку к гладкому камню на уровне лица размером с багажник его машины, сине-красно-бурому, с золотистыми прожилками. Коснулся шершавой поверхности. После купания в холодной воде или по какой-то другой причине камень показался теплым, хотя тут царила густая тень, — нет, даже не теплым, а почти что горячим…

Но Стас не отдернул руки, хотя по законам логики и физиологии должен был бы, а надавил пальцами сильнее. И пальцы провалились в казалось бы непроницаемую жесткую поверхность, поскольку камень в месте прикосновения начал крошиться, распадаться, превращаться в мельчайший, как пыль, песок.

Стасу бы удивиться, запаниковать, выматериться, наконец, отскочить — однако ничего подобного он делать не стал, а продолжал целеустремленно погружать руку в крошащийся валун, засовывать руку все глубже и глубже, а монолит послушно поддавался, рассыпаясь в тонкую пыль по ходу движения руки.

Дальние-предальние окраины здравого смысла Стаса били приглушенную тревогу. Мол, что это твориться-то? Что за чудеса ненормальные? Но основная часть сознания точно выключилась.

Он запустил руку в камень по локоть, прежде чем пальцы явственно нащупали в сыпучем песке что-то длинное, тонкое, твердое… И он ухватил это что-то, нисколько не сомневаясь, что так и должно быть, вытянул блеснувшую цепочку под шелест песка, высыпающегося из узкой горловины сине-бурого валуна.

Стас отряхнул руку вместе с находкой, понемногу приходя в себя после странного транса. Да, это действительно была серебряная на вид цепочка, какую вешают на шею, с амулетиком в виде крохотного цилиндра, испещренного невразумительными письменами. На одном торце цилиндрика торчала петля для цепочки, другой торец выпирал гладким конусом. Амулет был сделан из того же материала, что и цепочка, только немного потемневшего.

Цилиндрик смутно что-то напомнил Стасу, но тот не сумел вспомнить, что именно.

Эта необычная находка была горячей, практически раскаленной, но быстро остывала и никак не беспокоила кожу Стаса. Он держал цепочку крепко, не отрывая от нее зачарованного взгляда.

Сильно стукнуло сердце и заколотилось — подумать только, оно до этого вообще не стучало? Кажется, нет.