— Прости, дорогая, мне показалось, — успокоила ее Варя. — Это сколько же должно быть кальция в организме, чтобы такие вырастить? — восхищенно добавила она.
Тата фыркнула и пошла вверх по лестнице. Все парни в холле, как по команде, задрали головы.
— Жень, почему ты не носишь короткие юбки? — задумчиво спросила Варежка.
— Стесняюсь, — честно призналась я.
ИЛ рассмеялся и отправился вслед за Татой.
Мы с Варей устроились в буфете. Она пила ромашковый чай, я вяло пережевывала второй кусок шоколадного торта. Некоторым помогает во время депрессии. Мне помогать уже перестало — наверное, организм адаптировался.
— Не действует ни фига, — кивнула я на торт и всхлипнула.
— Счас-с-с, свои у нее ногти! Даже не нарощенные, а тупо наклеенные! Тридцать рублей в любом ларьке! — возмущалась Варежка.
— А ты откуда знаешь? — кисло улыбнулась я.
— Когда в школе училась, покупала. — Она посмотрела на меня с интересом. — Можешь ведь, когда захочешь!
— Фто могу? — пережевывая торт, поинтересовалась я.
— Стервой быть можешь… — задумчиво закатила глаза Варежка, сфокусировала взгляд на настенных часах и заорала как ненормальная. — Мы на экзамен опаздываем!!
Мы так торопились, что с разбегу растолкали всю очередь у аудитории и влетели внутрь, чудом оказавшись в первой пятерке сдающих.
— Варь, ты что, я никогда первой не заходила, — яростно зашептала я, подталкивая Варежку обратно к двери.
— Ладно тебе, быстрее отмучаемся, — без всякой надежды в голосе ответила она и взяла билет.
Лилия Владимировна Одуванчикова на этот раз предстала в огненном сиянии. Костюм у нее был ярко-красный. Видимо, чтобы вызывать у студентов немотивированные приступы агрессии. До первой сессии я искренне считала, что она — милейшая старушка, а все, что про нее говорят, — сплошная ложь и клевета. Но вот когда хрупкая Одуванчикова пригвоздила меня столом к стенке так, что я минут пять не могла выбраться, и выскочила с моей зачеткой в коридор, я чуть со страху не умерла. Думала, она сейчас разорвет мою зачетку в клочья или позовет декана и меня отчислят без суда и следствия. Но Лилия Владимировна только швырнула зачетку с балкона и оттуда же невесть откуда взявшимся оперным басом проорала: «Студенты! Внимание! На нашем факультете учится дура!!» А знаете, какая замечательная акустика на внутреннем балконе журфака МГУ? Кажется, этот вопль даже в Кремле слышали. Имя мое Одуванчикова не озвучила, но какими-то неведомыми путями все студенты и педагоги узнали, кого она имела в виду, и еще полгода незнакомые парни орали мне «Привет, Дура!», а солидные профессора улыбались в усы и в ответ на приветствие говорили «Ну здравствуйте, Дура». Про строгость Одуванчиковой в университете легенды ходят, как-то на пересдаче она не в меру впечатлительного третьекурсника довела до обморока. Хотя если студент к пересдаче готовился стандартно: три литра двойного эспрессо и ночь зубрежки, то до обморока его довести — раз плюнуть. Сегодня Лилия Владимировна пришла не одна, а с любимым аспирантом — ИЛом. Так и сказала:
— Девушки, это мой любимый аспирант, Илья Игоревич Лилейко. Сегодня мы будем принимать экзамен вместе.
— «Илья Игоревич», — фыркнула Варежка и вляпалась рукавом моего любимого свитера в жвачку, которую какой-то придурок наклеил на стол.
Я утром проболталась, что свитер нравился Гоше, когда мы встречались. Варежка стала орать на всю квартиру, что это — ее последнее желание перед экзаменом. Тут разве откажешь? Пришлось отдать…
Отвечать буду ИЛу. Не настолько я на него обижена, чтобы добровольно оставлять надежды на красный диплом у стола Одуванчиковой.
— Добрый день, Илья Игоревич, — говорю, а сама только и думаю о том, как бы не рассмеяться.
ИЛ, наоборот, совершенно спокойно поднимает на меня глаза:
— Берите, пожалуйста, билет.
Варежка громко заржала на всю аудиторию, но под взглядом Одуванчиковой поперхнулась и тихо пискнула:
— Извиняюсь.
— «Извиняюсь» — значит «извиняю себя»! — прорычала Лилия Владимировна.
— Извините, — поправилась Варя.
Я села готовиться. ИЛ дождался, пока все возьмут билеты, а потом подошел к моему столу и положил на угол коробочку в блестящей обертке с новогодними оленями. С ума сошел! А если Одуванчикова… Она в упор смотрела на нас. Я уткнулась в свой билет. ИЛ как ни в чем не бывало вернулся за стол.
Он поставил мне «отлично»! Если бы не Тата, я совсем перестала бы на него обижаться. Но не может же он быть в нее влюблен? Уверена, я бы почувствовала. И потом… он же что-то мне подарил. Честно говоря, сейчас я даже на плюшевого медведя не обижусь. Главное, от кого подарок, а не какой… Какая же я была идиотка в Новый год! Только я собралась выскочить из аудитории, как Одуванчикова остановила меня метким выстрелом в спину:
— Нет-нет, вернитесь! Что вам поставили? Так, «отлично»… Какой у вас был билет?
— Восьмой, — я от волнения даже охрипла.
— В этом билете очень сложные вопросы. И вы хотите уверить меня, что знаете их на «отлично»?
— Ну, я же ответила Илье Игоревичу…