Тесей

– Запомни же эту дивную ночь, Эфра! С тобою, хоть и во сне, сочетался любовью и лаской сам Посейдон, Земледержец и Колебатель земли. Ты превосходного мне родишь сына: не бывает бесплодным ложе бессмертных богов, – возлелей и воспитай ты сама мое чадо! Я ж, как родитель, выполню его 3 желания, но только после того, как он возмужает. Имя мое ты до его рожденья в молчанье храни, а, родив, объяви всем в славном Трезене, чтоб сын там в радости вырос.

Даже, если бы захотела, забыть эту ночь добродетельная от природы Эфра была не в силах. Она помнила так же рассказ мудрого родителя, как жестоко могучая богиня Афина поступила с прекрасноволосой девой Медусой за то, что та осквернила ее храм, не сумев противостоять похотливому царю подводного мира. Поэтому позже она в благодарность Афине – Палладе построила на Сферии храм Афины-Апатурии, дала острову новое название – Гиера (священный) и положила начало новому обычаю, по которому трезенские девушки перед свадьбой посвящали свой пояс Афине.

Интересно, что прекрасноволосую деву Медусу за то, что она не смогла воспротивиться похоти Посейдона в ее храме и, будучи изнасилованной, тем осквернила алтарь, Афина превратила в ужасное чудовище Горгону. Эфре за то же самое Афина не только ничего не сделала, но сама, по сути, и заставила ее «осквернить свой» храм. Впрочем, все в этом мире происходит согласно воле Мойр – непреложных дщерей всесильной Ананке, вечно прядущих и ткущих своими нетленными челноками седую пряжу столетий.

Так без единого брачного вена Эфра девичество милое потеряла, сочетавшись любовью и лаской в одну ночь с пьяным афинским царем Эгеем и с Земледержцем могучим, многих посетителем божественным спален.

Некоторые говорят, что чадолюбивый, но великодушный Посейдон уступил Эгею право зваться отцом любого ребенка, которого в ближайшие 9 месяцев родит Эфра. Он даже сам перенес деву, ставшую женщиной ночью назад в ту постель, откуда она во сне отправилась на остров Сферия. Там есть чтимый храм Посейдона; жреческие обязанности совершает девушка до тех пор, пока не наступит для нее пора замужества.

Говорят также о том, что Эфра посетила Сферию и там отдалась Посейдону потому, что таков был древний обычай храмовой проституции, которой занимались незамужние девушки в храме Афины. Геродот тоже рассказывает о вавилонском обычае всем женщинам однажды в жизни садиться в святилище Афродиты и отдаваться даже за самые малые деньги любому заплатившему их чужестранцу, однако историк говорит, что этот обычай долгое время существовал на острове Кипре, родине богини любви, а не на Сферии.

60. Питфей раскрывает Эгею оракул

Когда Эгей утром проснулся и увидел, что находится в постели вместе со сладко спящей Эфрой, он, узнав дочь друга, сначала пришел в ужас от содеянного и тихо, чтобы не разбудить девушку, стал причитать дрожащими губами мягкого пухлого рта, свидетельствующего о натуре мягкой и доверчивой:

– О боги! Что ж я наделал! Не зря говорят, что пьющего вдоволь хмельное вино сотворяет безумцем, то руки вяжет и ноги, и речь, но главное – рассудок совсем повреждает… и все же очень приятна милоулыбчивая Афродита, соединенная с бурным Бромием (шумный) – Вакхом, и особенно сладостны оба божества в сочетанье друг с другом.

Эгей, смутно вспоминая ночные любовные ласки, сначала долго бородатым тряс подбородком округлым, указывающим на человека нерешительного и не обладающего сильной волей, и сначала радостно улыбался. Однако, вспомнив опять, что Эфра – дочь его друга, афинский царь сморщил нос и тихонько одевшись, чтобы не разбудить юную женщину, понурив голову, пошел к Питфею. Он нашел друга в столовой, где тот с аппетитом поглощал свежий хлеб, обмоченный в чистом ароматном вине, привезенном с острова Хиос.

Увидев Эгея, Питфей внимательно посмотрел на него быстрым изучающим взглядом, шмыгнул орлиным носом и громогласно воскликнул:

– Радуйся друг мой старинный! Надеюсь, ты ночь провел хорошо?

– Питфей, верный мой друг, я пришел просить у тебя прощения. Поверь, сам я не знаю, как твоя Эфра оказалась на моем ложе. Должно быть вина сильно я вчера перебрал, и к деве, такой красивой и юной, на ложе уж давно не всходил…

– Но к моей Эфре, надеюсь, успешно взошел?

Заливаясь смехом, спросил друга высоколобый Питфей, глядя на его обескураженное лицо. Эгей окончательно растерялся, он ожидал, что друг будет в гневе и собирался оправдываться, обвиняя во всем Эрота и Диониса. Питфей же нахохотавшись, вдруг стал серьезным и, сузив свои все понимающие лучистые глаза, сказал:

– Ты еще не забыл тот не понятный тебе оракул, друг мой, согласно которому ты будешь гордиться, если развяжешь нижний конец бурдюка до возвращенья в Афины?

– Я только его и помню, а ведь ты обещал мне сегодня утром растолковать прорицание бога.

– Не зря люди лучезарного Феба прозвали Локсием (вещающий иносказательно), ведь он через свою Пифию всегда дает двусмысленные ответы, которые можно толковать по-разному. В храме это делают специальные жрецы – профеты.