Тесей и Ромул

V. В то время существовал еще обычай -- тем из мальчиков, которые достигли совершеннолетия, отправляться в Дельфы и посвящать свои волосы богу. Тесей пошел в Дельфы. Одно место, находящееся здесь, и до сих пор еще известное под именем "тесеи", получило, говорят, свое имя от него. Он остриг волосы только спереди, по примеру гомеровских абантов. Подобного рода стрижка называется в честь его "тесеевой". Обычай стричь волосы таким именно образом завели абанты, но заимствовали его не от арабов, как думают некоторые, и следовали, в данном случае, не мисийцам, -- они были воинственным народом, сражавшимся лицом к лицу, умевшим превосходно драться с врагом врукопашную, о чем говорит Архилох:

То не пращи засвистят и не с луков бесчисленных стрелы

Вдаль понесутся, когда бой на равнине зачнет

Арес могучий: мечей многостопная грянет работа,

В бое подобном они опытны боле всего, -

Мужи -- владыки Эвбеи, копейщики славные...

Таким образом, они стриглись для того, чтобы не давать неприятелю возможности схватывать их за волосы. Без сомнения, об этом знал и Александр Македонский, приказавший, говорят, своим полководцам выбрить македонянам бороды, за которые их можно было очень легко схватить в сражении.

VI. Этра долго скрывала от Тесея его настоящее происхождение. Питфей распустил слух, будто она родила его от Посейдона: Посейдон пользуется у трезенцев особенным почитанием. Этот бог считается покровителем их города; они посвящают ему начатки плодов. На их монетах находится изображение трезубца.

Мальчиком Тесей отличался телесною силой, храбростью и умом, соединенным с сообразительностью, поэтому Этра подвела его однажды к камню, рассказала ему об его истинном происхождении и велела взять отцовские знаки и ехать морем в Афины. Он приподнял камень и легко сдвинул его с места, но плыть морем отказался, хотя дорога была безопасна и хотя его просили об этом дед и мать: идти в Афины сухим путем было опасно, так как не было ни одного спокойного места, где не грозило бы опасности со стороны разбойников и убийц. В то время люди имели сильные руки, быстрые ноги и крепкое тело и не знали усталости, но свои природные дары не употребляли ни на что честное и полезное, напротив, они гордились своею не знавшею меры наглостью; их сила находила себе применение в кровожадности и жестокости, -- в том, что они брали, обижали и уничтожали все попадавшееся им по дороге. По их мнению, люди восторгались чувствами стыда, справедливости, беспристрастия и человечности потому, что боялись обижать сами и опасались обиды со стороны обиженного. Сильным, по их убеждению, не следовало думать ни о чем подобном. Геракл во время своих странствований убил, уничтожил одних из них, другие же в страхе скрылись при его приближении, бежали и были презираемы в своем унижении. Но когда Геракла постигло несчастие, и он, убив Ифита, удалился в Лидию, где долго служил в качестве раба у Омфалы, добровольно наложив на себя наказание за совершенное им убийство, -- в то время одна Лидия наслаждалась глубоким миром и безопасностью, Греция же снова стала местом преступлений, которые дали знать о себе, не встречая ни с чьей стороны отпора или сопротивления. Вот почему дорога сухим путем из Пелопоннеса в Афины была небезопасна. Питфей, описывая Тесею каждого из разбойников и рассказывая, как он поступает с чужестранцами, убеждал его ехать морем. Но Тесея, вероятно, давно воспламеняла слава подвигов Геракла. Он благоговел перед ним и с жадностью слушал рассказы о нем, в особенности тех, кто его видел, и был свидетелем его поступков, и слышал, что он говорил. Ясно, в то время Тесей находился совершенно в таком же настроении, в каком много позже находился Фемистокл, сказавший, что "лавры Мильтиада не дают ему спать". Точно так же и Тесей, завидуя подвигам Геракла, видел его деяния даже ночью, во время сна; но и днем в нем говорила ревность и возбуждала его душу на такие же подвиги.

VII. Их связывало и родство по крови -- Этра была дочерью Питфея, Алкмена -- Лисидики, Лисидика же и Питфей были братом и сестрою, детьми Гипподамии и Пелопа. Юноше казалось поэтому стыдным и позорным, что Геракл ходил, отыскивая всюду злодеев, очищая от них землю и море, между тем как он бежит от представляющегося ему случая показать свою доблесть; думая ехать морем, он позорил бы того, кого другие считали его отцом; он принес бы своему настоящему отцу знаки своего происхождения -- сандалии и меч -- не обагренными кровью и не доказал бы вскоре своими подвигами и делами благородства своего происхождения... С такими мыслями, с такими планами он пустился в путь, дав себе слово не обижать никого и наказывать только нападающих.