Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря

– Посмотрим! – отвечал я со смехом. – Но вот что я тебе скажу. Когда ты станешь взрослой, я буду царем – если выживу. Хочешь рискнуть, ясные глазки? Спорим, что выйдет по-моему?

– Согласна. Но теперь мы обручены, и ты должен мне что-нибудь подарить.

Я предложил ей одно из колец, которых у меня было в избытке, однако девочка качнула головой:

– Нет, кольца – это всего лишь золото; мне нужна прядь твоих волос. Няня, подойди и срежь ее.

– Волосы? – отвечал я. – Их я не могу тебе дать, они посвящены Аполлону. К тому же, если они попадут от тебя в злые руки, их можно использовать, чтобы навлечь на меня беду.

Лицо ее вытянулось, и я услышал, как одна из нянек зашептала:

– Видишь? Под кожей он все-таки прежний варвар.

И гордость заставила меня против воли легкомысленно сказать:

– Ну ладно, бери, если хочешь.

Нянька взяла женскую бритву и срезала прядь.

– Не бойся, – проговорила девочка. – Я буду беречь ее. Твои волосы останутся у меня.

Уходя, я увидел, что она держит их в руке и поглаживает кончиками пальцев.

Остановившись у двери, я помахал ей:

– Прощай, ясные глазки. Но ты не сказала мне своего имени.

Она оторвала свой взгляд от волос и улыбнулась мне:

– Федра.

Глава 6

Однажды в чреве Дедалова быка сломался рычаг и голова его перестала двигаться. Привели ремесленников, и они взялись за починку; танцоры сперва собрались посмотреть, но вскоре неторопливый и кропотливый труд надоел им, и они разошлись.

Я остался: меня всегда интересовало, как делают вещи. К этому времени я уже научился понимать критскую речь, запомнив слова по обрядам и разговорам слуг. Поэтому я мог понять, о чем говорили за работой эти люди; речь шла о башне, которую возводили на южном побережье, чтобы приглядывать, не плывут ли с войной египтяне. Кто-то сказал, что ничего не имеет против фараона;[90] потом поговорили о том, что он поклоняется лишь богу Солнца, пренебрегая прочими божествами, и ценит мастеров.

– Прежде у них нельзя было делать ничего нового, это считалось святотатством, но теперь они могут наслаждаться мастерством собственных рук. Говорят даже, что ремесленники устанавливают свои законы и работают лишь для того, кого выбрали сами.

Я подошел к ним со словами:

– У нас в Аттике есть законы для мастеров и для земледельцев. Всяким ремеслом управляет совет, а царь следит за тем, чтобы все было справедливо.

Я был так далеко от дома, что видел вещи не такими, как на самом деле, а какими хотел видеть. Мечта эта возникла и выросла – как во сне – незаметно для меня самого. Меня слушали сперва лишь потому, что говорил Тесей, куратор «журавлей», – все критяне следят за игрой с быком.

Неожиданно старший проговорил:

– Что ж, Тесей, если ваш царь высадится на Крите, за такие законы многие из нас встанут на его сторону.

Все присоединились к нему, и я, ошарашенный, отправился прочь и с трудом отвлекся от мыслей, когда со мной заговорили. Вскоре настроение мое переменилось: эллинские земли лежат далеко за морем, а вестника у меня нет.

Но я не мог забыть об этом. Каждую ночь я молился Посейдону, простирая над землей руки. Ответа не было, но я не прекращал попытки. Я докучал богу, рассчитывая, что он когда-нибудь да услышит. Так наконец и случилось.

Я сидел на каком-то пиру, когда перед гостями появился акробат, невысокий, юный и худощавый, слишком светлый, чтобы не быть эллином. Должно быть, я привлек его взор – он тоже не отводил от меня своих глаз. Акробат оказался мастером своего дела: можно было подумать, что, как у змеи, тело его сгибается буквально повсюду. И все это время мне казалось, что я где-то видел его. Когда выступление закончилось, взоры наши вновь встретились. Я поманил его к себе и спросил, из какого он города. При звуках эллинской речи лицо его оживилось.

– Дело заставляет меня скитаться, – проговорил он. – Но родился я в Афинах.

– Поговорим после пира, – сказал я.

Я быстро распрощался, чего никто не заметил, сославшись на то, что танцоры нуждаются в сне. Во дворе он тихо подошел ко мне и, прежде чем я успел открыть рот, произнес:

– Говорят, что ты – главный среди танцоров.

– Так здесь утверждают, – сказал я.

– Тогда ради милостивого Зевса открой мне, где погребают убитых и как попасть туда. Я проделал весь этот путь, чтобы вознести жертвы за сестру, которую взяли из Афин во время последней дани. Мне пришлось много работать, чтобы пробраться сюда, иначе я скорее бы умер, чем стал танцевать перед этими критянами. Мы с сестрой родились вместе, работали вместе и танцевать научились раньше, чем ходить.

Сердце мое подпрыгнуло так, что я едва не задохнулся.

– Можешь везти домой свои приношения. Гелика жива.

Он благословил меня и рассыпался в благодарностях, а потом попросил рассказать, как ее можно увезти.

– Никак, – ответил я. – Это дело не по тебе. Даже мы, мужчины, никогда не оставляем стен Лабиринта, а девы всегда заперты на Бычьем дворе. Если ты рискнешь, тебя ждет за это жестокая смерть, а ее – горе. Но ты можешь спасти ее от быка, если доставишь от меня весть афинскому царю.