Тесей

Эгей несколько раз мысленно повторял свой вопрос, который он придумал в стихотворной форме, но, оказавшись в адитоне, от волнения все позабыл, и когда его подтолкнул стоящий рядом жрец с вощеной табличкой и стилосом в руках, быстро стал говорить, порой запинаясь:

— В храм ваш знаменитый явился я…
Потому, что хочется мне очень узнать…
Будут ли у меня когда-нибудь сыновья,
И, если да, то кто будет их мать?

Пифия, нажевавшаяся лавра и надышавшаяся испарениями, поднимавшимися из расселины, где гнил Пифон, горловина которой находилась под ее треножником, воздела руки вверх и затряслась всем телом. Потом дева мутным взглядом посмотрела на Эгея, и ему показалось, что она сильно пьяная; на миг он даже пожалел, что явился сюда. Однако, вспомнив все, что слышал до сих пор об этом самом знаменитом в Элладе аполлоновом храме и о своих мучениях по поводу бездетности, с надеждой в глазах, стал ожидать оракула, и тот не заставил себя долго ждать. Пифия внезапно успокоилась и чистым голосом объявила:

— Нижний конец бурдюка не развязывай, прежде чем ты не поднимешься вновь на акрополь Афинский. Если не будешь этому послушен совету, то, возгордившись, однажды взойдешь на акрополь и еще не старым умрешь от непереносимой печали.

Эгей приготовился дальше внимать, но больше ничего не последовало и жрец, взяв его под руку вывел из храма, сказав, что оракул совершенно ясный и не нуждается ни в каком толковании профета.

53. Эгей, подобно Эдипу, решает бороться с Роком

Афинский царь, покинув храм, все время, пока шел к повозке и к сопровождавшим его в поездке слугам, так разговаривал сам с собой:

— Бурдюк, бурдюк… концы бурдюка… Жрец сказал, что оракул ясный. А мне не ясный совсем… Надо было все-таки настоять, чтоб дали хоть какое-нибудь толкование. Впрочем, со своими законами в чужой храм не пускают. Раз оракул ясный, то бурдюк — это, конечно, мех с вином, а что же еще? Раз нельзя мне развязывать нижний конец меха с вином, то значит мне не надо пить свое вино, взятое в дорогу…

Эгей не смог придумать ничего лучшего, как считать, что Дельфийский оракул предупредил его, чтобы он не развязывал концы бурдюка — винного меха, пока не вернется в Афины и не поднимется на Акрополь, или ему вскоре, еще не старым, придется умереть от печали. Первым делом он приказал сопровождавшей его свите отдать неокорам (храмовые прислужники) все вино, которое было взято в дорогу. Чтобы скрасить свое возвращение и заодно посоветоваться об оракуле со знающим человеком, Эгей решил посетить в Трезене своего давнего друга Питфея, который слыл ученейшим и мудрейшим мужем своего времени.

Так, стремясь избегнуть предсказанной судьбы, Эгей, подобно самому знаменитому герою-рокоборцу Эдипу, впадает в гамартию (ошибка), которая, как раз и обеспечит исполнение предначертания Мойры.

— Чей бы ты ни был сын, тебе суждено убить родного отца и жениться на родной матери, и прижитые с нею дети обречены на страдания жестокие и страшные муки. Твои сыновья-внуки позорной смертью погибнут, и сам ты, лишив себя света в очах, бесславно умрешь на чужбине.

Эдип был в ужасе, услышав в Дельфах этот оракул и, стремясь избегнуть предначертания Мойры, решает не возвращаться к владыкам Коринфа Полибу и Меропе, которых он считал родителями. Чтобы не стать отцеубийцей, и не осквернить материнское ложе, юноша все дальше и дальше уходил от родных Коринфских пенат и от лавров Дельфийских. На незнакомой дороге, ведущей в семивратные Фивы, он подрался со слугами царственного старика Лая, ехавшего в колеснице и, когда тот ударил его, в ответ убил старца дорожным посохом. Лай был отцом Эдипа. Потом Эдип на этой дороге победил чудовищную певицу ужасов Сфинкс, за что благодарные фиванцы предоставили ему трон вместе с овдовевшей царицей Иокастой, которая была его матерью. Когда через много лет Эдип узнал о своих невольных преступлениях, он ослепил себя, а его возмужавшие сыновья изгнали его из Фив, и он умер на чужбине, в Колоне, недалеко от Афин, где тогда царствовал Тесей, сын Эгея.

На самом деле Бог устами Пифии внушал Эгею не вступать в любовную связь ни с какой женщиной, пока он не прибудет в Афины. Он же, избавившись от своего меха с вином, заедет к Питфею в Трезен, где, напившись со старым другом вина (не из меха-бурдюка, а из кратера, кубков и чаш), как раз, и сойдется с его дочерью Эфрой, которая родит ему сына. Когда сын возмужает и уедет на Крит он умрет от непереносимой печали, думая, что его единственный законный сын погиб, о чем будет однозначно свидетельствовать черный парус на его возвращающемся корабле.

Итак, Эгей решает большую часть пути плыть и, наняв корабль, он оставил священные Дельфы и, подгоняемый попутным дыханием ветра, поплыл в Коринф, лежащий на Истмийском перешейке, чтобы оттуда навестить Питфея, царя Трезены, города, расположенного в восточной оконечности Арголиды.