Теселли

Однажды на рассвете во двор Сеид Джелиля заехала крытая брезентом арба, груженная лесными фруктами — кизилом, дикими яблоками, малиной и орехами. Из нее вышел хромой крестьянин, за ним Рустем. Узнав от владельца кофейни, где живет Сеид Джелиль, Рустем пришел к нему.

Сеид Джелиль еще спал. Открыв дверь и увидев осунувшееся знакомое лицо, он воскликнул:

— Рустем! Я тебя совсем не узнаю. Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного! — ответил Рустем тихо. — Вы не ждали меня, не правда ли?!

— Признаться, да. С кем ты приехал?

— С дядей Керимом.

— Садись, рассказывай, что с тобой стряслось? Почему так изменился? Ты что, болен?

— Ехали двое суток, — сказал Рустем, садясь на сет. — Я очень устал.

— Как жизнь в Бадемлике?

— Неважная, Сеид Джелиль-ага, — ответил Рустем, тяжело вздыхая. — Я бежал оттуда.

— Почему?

— Поцапался с одним… Исмаиля, сына Джеляла, помните?

— Помню, как же? Ну и что?

Рустем рассказал ему все, что произошло.

— Исмаиль умер? — спросил Джелиль, обеспокоившись. — Если умер, то дело плохо…

— Не знаю. Он упал с обрыва, а я не стал его искать.

— Что ты думаешь делать, Рустем?

— Приехал к вам, Сеид Джелиль-ага! Появляться в Бадемлике мне больше нельзя!

— Но тебя могут найти и тут. У жандармерии уши и руки длинные. Ты это знаешь?

— Знаю. Я надеюсь, что вы меня спрячете подальше.

— А как дядя Саледин? Тензиле-енге? Они знают о том, где ты?

— Нет.

Сеид Джелиль прибрал постель, потушил свет, раздвинул занавеску на окне. В комнату проник бледный свет раннего утра.

— Надо дать отцу знать, что ты у меня, — проговорил наконец Джелиль в раздумье. — Иначе они сойдут с ума. Ты что-нибудь говорил дяде Кериму?

— Говорил. Просил, чтобы он молчал о том, что я здесь.

— Это верно, но пусть он об этом скажет, по крайней мере, отцу и матери.

— Не лучше ли, чтобы и они пока ничего не знали? Тем более, что отец уехал в Мелитополь.

— Нет, пусть дядя Керим по возвращении в Кок-Коз пойдет в Бадемлик и сообщит Тензиле-енге, что ты у меня. Пусть она успокоится.

— Удастся ли мне, Сеид Джелиль-ага, устроиться на какой-либо работе?

— Найти какую-нибудь работу можно, Рустем, но времена тяжелые. А говорить ты по-русски умеешь?

— Объясняться могу. Кузнеца в Бадемлике, дядю Тимофея, помните? Он меня учил.

— Ну что же. Завтра поищу для тебя работу, — сказал Сеид Джелиль. — А пока иди умойся. Скоро откроется кофейня, позавтракаем вместе.

— Мне бы, Джелиль-ага, поспать немного. Голова болит.

— Вот постель, ложись! А я пойду поговорю с дядей Керимом.

На следующий день Сеид Джелиль вернулся домой поздно вечером. Целый день он пробыл в городе, пока с помощью Мангуби не договорился относительно работы Рустема в корабельных мастерских.

— Придется тебе поступить пока учеником, — сказал он Рустему. — Потом будет видно. Держи себя скромно, не горячись с людьми, не говори им лишнего. Постарайся освоиться с делом быстрее, иначе церемониться с тобой не станут. Выгонят.

— С кем я буду работать? — спросил Рустем, опасаясь, что люди Джелял-бея разыщут его и там.

— С кем? О, люди там порядочные, — ответил Сеид Джелиль, — они знают жизнь лучше, чем мы с тобой.

— Вы живете, Сеид Джелиль, очень прилично. Я это сегодня заметил.

— Да, мне повезло, Рустем, — ответил Сеид Джелиль задумчиво. — Но это приличие не радует меня.

— Почему?

— Об этом поговорим после.

Рано утром Сеид Джелиль и Рустем вышли с постоялого двора, толкаясь среди шумных продавцов и покупателей, приехавших на базар; они спустились по мощенной булыжником покатой улице и, дойдя до берега моря, быстро зашагали по сырой каменистой дороге.

Через четверть часа Джелиль остановился возле зеленых железных ворот и бросил на Рустема беспокойный взгляд.

— Сейчас зайдем к управляющему, — сказал он. — Будешь стоять около меня и молчать. Ты пришел не говорить, а работать. Сандлеру нужны лишь широкие плечи и крепкие руки. А ими бог тебя не обидел. Понял, Рустем?

— Понял, Сеид Джелиль-ага!

Они прошли во двор. Из открытых дверей четырех больших помещений доносились стук молотков, скрежет токарного сверла и напильников. Из закопченного окна пристройки вылетали смешанные с сажей желтые искры. Правая сторона двора была открыта и выходила на морской берег, к пристани, у которой стояли шаланды, лодки и катера, лениво качаясь на слабых волнах. На борту чрезмерно высокого судна с погнутым носом сновали рабочие в замасленных спецовках, клепали проржавевшее железо. Из глубины трюма доносилась заунывная матросская песня. Посередине двора рабочие грузили на подводы железные решетки и чугунные листы. Кругом стоял неугомонный глухой говор мастерового люда.

Сеид Джелиль и Рустем вошли в контору. Возле открытого окна стоял человек очень высокого роста, худой, с бледным маленьким лицом и, нервно покусывая губы, смотрел на рабочих, грузивших подводы. Он не слышал, как открылась дверь, и когда Сеид Джелиль поздоровался с ним, вздрогнул.

— Вот, Яков Самсонович, парень, о котором я вам говорил, — сказал Джелиль. — Полностью за него ручаюсь.

Яков Самсонович окинул Рустема с головы до ног строгим взглядом и спросил:

— Сколько тебе лет?

— Двадцать два, — ответил за него Джелиль.