Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только

— При всякой возможности я отыскивал Пушкина, иногда с ним гулял в Летнем саду. Эти свидания вошли в обычай, так что если несколько дней меня не видать, Василий Львович[10], бывало, мне пеняет: он тоже привык ко мне, полюбил меня.

Это были две разные натуры: спокойный, рассудительный Пущин и вспыльчивый как порох Пушкин. К счастью для Александра, в лицее их спальные комнаты оказались рядом, и перед сном Ваня растолковывал другу его дневные промахи:

— Часто, когда все уже засыпали, толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае того дня. Тут я видел ясно, что он по щекотливости всякому вздору приписывает какую-то важность, и это его волновало. Вместе мы, как умели, сглаживали некоторые шероховатости, хотя не всегда это удавалось. В нём была смесь излишней смелости с застенчивостью, и то и другое невпопад, что тем самым ему вредило.

Конечно, за шесть лет учёбы случалось разное, но в основном лицей — это радостное ощущение жизни:

Товарищ милый, друг прямой,
Тряхнём рукою руку,
Оставим в чаше круговой
Педантам сродни скуку:
Не в первый раз мы вместе пьём,
Нередко и бранимся,
Но чашу дружества нальём —
И тотчас помиримся (1, 65).

В 1814 году русские войска возвращались из Франции на родину. С радостью Победы они принесли и веяния Великой революции: свобода, равенство, братство. Именно в тот год в Петербурге возникла первая преддекабристская организация — «Священная артель».

В другой редакции процитированного стихотворения Пушкин писал:

Виват, наш дружеский Союз!
Виват, виват, студенты!
Не надобны питомцу муз
Ни золото, ни ленты (1, 453).

Это полностью относилось к Пущину, который рано поставил целью своей жизни борьбу за правду и справедливость (в «Священную артель» он вступил шестнадцати лет). 4 мая 1815 года ему исполнилось семнадцать. Александр пожелал другу:

Дай Бог, чтоб я, с друзьями
Встречая сотый май,
Покрытый сединами,
Сказал тебе стихами:
Вот кубок, наливай!
Веселье! Будь до гроба
Сопутник верный наш,
И пусть умрём мы оба
При стуке полных чаш! (1, 127)

Учился Пущин с редким для его возраста прилежанием. Профессор российского и латинского классов Н. Ф. Кошанский так аттестовал его: «Иван Пущин один из тех немногих, кои при счастливых способностях отличаются редким прилежанием. Он соединяет понятливость с рассуждением и, кажется, лучше ищет твёрдых, нежели блистательных успехов».

Пущин пользовался авторитетом у однокашников. В одной из «национальных» песен лицея ему предрекали неомрачаемое будущее:

Не тужи, любезный Пущин,
Будешь в гвардию ты пущен…
Мы ж нули, мы нули,
Ай-люли-люли-люли.

В числе немногих Пущин был выпущен не в статскую, а в военную службу — офицером в гвардию. Оставляя стены лицея, Пушкин вписал в альбом друга следующие трепетные строки:

Взглянув когда-нибудь на тайный сей листок,
Исписанный когда-то мною,
На время улети в лицейский уголок
Всесильной, сладостной мечтою.
Ты вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвки дружества и сладость примиренья… (1, 258)

Всю свою короткую жизнь Пущин неизменно пользовался уважением окружающих. Он был олицетворением справедливости, правды и высокого ума. Он ничего не хотел для себя, но для других. Для него все люди были равны, и он хотел счастья для всех. Поэтому вступил в ряды «Священной артели». Затем состоял членом «Союза спасения», «Союза благоденствия» и «Северного общества». В последнее привлёк Рылеева, который возглавил его.

Конечно, рядом с собой Большой Жанно, как звали Пущина лицеисты, хотел видеть своего друга, но:

— Первая моя мысль была — открыться Пушкину: он всегда согласно со мною мыслил о деле общем, по-своему проповедовал в нашем смысле — и изустно и письменно, стихами и прозой. Не знаю, к счастью ли его или несчастью, он не был тогда в Петербурге, а то не ручаюсь, что в первых порывах, по исключительной дружбе моей к нему, я, может быть, увлёк бы его с собою. Впоследствии, когда думалось мне исполнить эту мысль, я уже не решался вверить ему тайну, не мне одному принадлежавшую, где малейшая неосторожность могла быть пагубна всему делу. Подвижность пылкого его нрава, сближение с людьми ненадёжными пугали меня.