Теща Дракулы

— Непростые у тебя вопросы, твое величество, — осторожно убрала руку со лба и улыбнулась.

— Еще скажи, странные.

— Может, для кого и странные, а для меня нет. И какой вопрос более всего интересует тебя, господарь?

— Последний. Ведь не в яблоке дело?

— Верно, господарь. — Он не мог оторвать жадных глаз от ложбинки между белоснежными грудями. С трудом удержался, чтоб не дотронуться. Как хороша, боже, как хороша! — Яблоко всего лишь повод, предлог для затеянной змием забавы. Секрет в соблазне. Скучно Еве с Адамом стало, вот и поддалась на искушение. Ведь даже рай может надоесть, если в нем скука смертная. И от Адам мало проку, хорошо хоть ребра не пожалел. Впрочем, кто его спрашивал. Женщине сила нужна, опора. Нас искушать надо, господарь, подманивать, словно кошек, на миску со сметаной. Подле миски и брать.

— И?

— Снова искушать. Экий ты нетерпеливый, твое величество, — розовый язычок кокетливо облизал пухлые губы, — так тебе все наши женские уловки и тайны выдай. Человек — существо слабое, ветреное. Даже если все идет хорошо, дух его по-прежнему пребывает как в смятении, так и в поисках соблазна. Что яблоко! Думаешь, была б у змия груша или слива, не приманил бы?!

— Приманил бы.

— Так и есть. Знал, что Еве говорить, в какое ушко нашептывать, и нашептал. Не устояла праматерь наша.

— Как ты вольно трактуешь святое писание.

Ни тени сомнения и страха в глазах.

— А ты духовнику моему скажи, господарь. Или в ереси какой обвини. С этим сейчас просто. Другому бы ни за что не сказала, а тебя не боюсь. Да и глупо боятся мужа дочери своей. Ты ж мне как сын.

Как сын? Да она моложе его будет! Только князь нахмурился, рассмеялась, довольная собственной шуткой. Убежала, цокнув дорогим каблучком на серебряной подковке.

А он остался, чувствуя себя старым, глупым и неповоротливым. Как соблазнить ту, которая мужа больше всего на свете любит?! А в государе своем мужчины не видит. Как заронить в ветреное сердце семена сомнения и измены? Как привлечь к себе, чтобы больше никогда не отпускать?!

Как ни силился Дракула, не мог решить задачку. На ум ничто путное не приходило, а душа болела.

* * *

— Твое величество, дозволь слово молвить! — Ебата морщился, потирая исполосованную спину. На чистой с утра рубахе выступили бурые пятна.

— Что там? — князь не хотя оторвался от мрачных, но сладких раздумий.

— Монахи прибыли. Ждут, — ответил писарь, старательно скрывая вымученную улыбку. — Пора, твое величество, позабавиться.

Дракула снова осушил кубок, потянулся, предчувствуя потеху:

— Отчего ж не повеселить себя? Коли и люди для забавы нашлись. Да не просто чернь — святые отцы.

Много божьих служек захаживало в известную своей терпимостью Валахию. И католики были, и православные, и монахи, неверные тоже встречались, но в отличие от христиан голов ввысь не тянули. Знали свое место да помалкивали.

Добродушный и румяный отец Мититей не одобрял, но и не осуждал князя за смертоубийства — на все воля божья! Народ надобно держать в железных рукавицах, не давая спуску. Сладким пряником подчинения и покорности не добьешься, мигом разленятся да роптать начнут. Но если знаешь, что за проступок князь с тебя шкуру сдерет на скотном дворе, то и вести будешь себя соответственно — тише воды, ниже травы. Что бы там ни говорили, но после воцарения Дракулы кражи, прелюбодеяния, убийства и разбои в княжестве прекратились. Кто ж открыто выступает против жесткой политики, если она дает столь хорошие результаты?! Глупцы одни. Отец Мититей глупцом не был. Опыт предшественников прочувствовал и оценил: кто осмелился хулу на господаря возвести, тот уже давно с Господом говорил, не вынеся земных мучений. Отец Мититей слишком любил жизнь, чтобы вот так зазря от нее отказываться. Да и жизнь то и дело подакри преподносила: то вдовушку на исповедь пошлет, то вина из дальнего монастыря привезет, то золотым одарит. Чего ж на такую жаловаться? Глядишь, и прогневаешь.

Дракула несколько раз ходил на службу к отцу Мититею. Службы были легкие, светлые и недолгие, что подкупало князя. Влад предпочитал разговаривать с Богом коротко и по делу. Любил отец Мититей хорошо выпить и поесть, да и до женского пола был весьма охоч. Смеялся весело и часто. К таким людям князь всегда благоволил: смеется, а у самого жилка на шее бьется — часто-часто. И не поймешь, то ли ему действительно весело, то ли до смерти перепуган.

Другое дело греческий священник — отец Гектор, мрачный, сухой и длинный как жердь. Каким ветром занесло его в Валахию, никто не знал. Но едва прибыл в княжество, начал устанавливать свои порядки. Бог отца Гектора был жесток и мнителен, прегрешений не прощал. Дракуле докладывали, что после проповедей заезжего клирика люди пили больше обычного, да украдкой бивали жен и детей. На исповеди ходили с крайней неохотой, предпочитая лгать, чем каяться.