Теща Франкенштейна

Я спустилась с крыльца, но направилась не прямо к воротам, а в обход одноэтажного служебного корпуса, над которым поднимался черный дым – видимо, там располагалась котельная. Сама не знаю, что меня туда потянуло, однако, когда я шла по тропинке мимо котельной, я увидела возле ее двери давешнюю уборщицу, которая о чем-то вполголоса переговаривалась с санитаром Бухтеевым.

Я спряталась за куст сирени и пригляделась к собеседникам.

Уборщица была на этот раз не в белом заляпанном халате, а тоже в халате, только в ситцевом, усеянном веселенькими мелкими цветочками. Судя по всему, это была ее обычная верхняя одежда, а сама уборщица уже отработала свое и собиралась домой. В пользу этой гипотезы говорила и набитая кошелка в ее руке.

О чем она разговаривала с Бухтеевым, я не могла расслышать, однако оба были весьма увлечены разговором.

Наконец они договорили, санитар скрылся за дверью котельной, а уборщица, переваливаясь, направилась к калитке.

Я выскользнула из своего укрытия и устремилась вслед за ней.

Возле самой калитки я поравнялась с пожилой женщиной и приветливо проговорила:

– А вы уже уходите? Вы на станцию? Можно я с вами пойду, а то дорогу не помню, как бы не заблудиться…

– Иди, – она пожала плечами. – Дорога общая, по ней никому ходить не заказано. Только я не на станцию, живу я здесь… ну, да все равно пока по пути…

– Давайте я вам помогу сумку нести! – предложила я, миновав калитку. – Я смотрю, она у вас тяжелая…

– Ничего не тяжелая! – Она подозрительно взглянула на меня и на всякий случай переложила сумку в другую руку. – И нечего на меня так смотреть! Мне здесь платят копейки, так хоть продуктами маленько добавляют!

– Да я и не смотрю! – отозвалась я самым невинным тоном. – Мое какое дело? Никакое!

– То-то, что никакое! – одобрительно проговорила уборщица. – Я как рассуждаю: не лезь в чужие дела – и тебя никто не тронет! Я вот, к примеру, уборщица, мое дело полы помыть да пыль вытереть, а до всего остального мне дела нету…

– А вы мою тетю не знали? – казалось бы, без всякой связи с предыдущим спросила я в надежде, что Иван Карлович не стал раззванивать по всей больнице, что племянница я липовая и Ларисе Кондратенко вообще никто.

– Ларису-то? – Уборщица вздохнула. – Я-то ее редко видала… так, из себя женщина видная… ты, дочка, не расстраивайся, с ней все хорошо будет…

– Да как же она смогла отсюда сбежать? – не отставала я. – Вон здесь забор какой высоченный, и решетки на окнах…

– Решетки – оно, конечно… – пробормотала тетка и тут же плотно сжала губы, как будто не давая выскочить лишнему слову. На лице у нее снова появилось прежнее выражение – «знаю, да не скажу».

– Да что я вас все спрашиваю… – протянула я нарочито равнодушным голосом. – Откуда вам что-то знать… вы ведь уборщица, вам же до всего этого дела нету…

– Нету… – подтвердила она и покосилась на меня. – А только и я кое-что знаю… ты, дочка, Степана спроси, Бухтеева… он-то твою тетю лучше других знал!

– Этого санитара здоровенного? – переспросила я недоверчиво. – Он-то что может знать?

– И то я что-то разговорилась… – Тетка снова плотно сжала губы и повернула с дороги на боковую тропинку. – Ну, дочка, я уже пришла, вон мой дом за теми сараями, а тебе к станции все прямо…

– Тетенька, постойте! – взмолилась я. – Вы уж скажите мне толком – что этот Степан знает?

– Я же тебе говорю – меня чужие дела не интересуют! – отрезала она, поджав губы. Однако не удержалась, огляделась по сторонам и прошептала, блестя глазами: – Не иначе, он ей сбечь помог, Ларисе-то! У него с ней вроде как любовь была!

Она снова воровато огляделась и припустила прочь по тропинке, держа на отлете тяжелую сумку.

А я еще немного прошла по дороге к станции, потом остановилась, убедилась, что меня никто не видит, и вернулась обратно к больничным воротам.

Я запомнила, что Иван Карлович сказал, что смена санитара Бухтеева заканчивается через полтора часа.

Полтора часа как раз прошли, так что санитар вот-вот должен выйти из больницы…

Я затаилась в кустах сирени напротив ворот и приготовилась к ожиданию.

Это оказалось не самым простым занятием, поскольку в кустах я была не одна: кроме меня, здесь находилось немыслимое количество комаров и каких-то мелких мошек, которые ужасно обрадовались моему появлению и принялись кусать меня во все доступные и недоступные места.

Комары тонко противно зудели, мошки поступали еще подлее: они нападали молча и кусали больнее. Снизу атаковали муравьи. И чесаться приходилось тихонечко, не делая резких движений, потому что если кто-то из больницы заметил бы качающийся куст, то обязательно заинтересовался бы таким явлением.

В таких условиях оставаться незаметной было очень трудно. Я крепилась из последних сил и уже приготовилась сдаться и выскочить из своего укрытия, как наконец больничная калитка со скрипом отворилась, и появился санитар Бухтеев собственной персоной.

Хотя ветки сирени отчасти закрывали мне обзор, но не узнать эту массивную фигуру с длинными, свисающими почти до земли руками было невозможно.