Теща сатаны

— Карету! — воскликнула Кикимора тотчас по заключении этого договора с дьяволом. Через минуту, они, вместе с Пепитой и с бутылью между ними обеими, уже сидели в карете и ехали. Сатана, от тоски, лазил в бутыли по стеклу, кругом, долезал до пробки и кувыркался на дно, взмахивая хвостом.

— Куда же нам ехать-то? — спросила Пепита. — Ведь мы зря едем.

— Эй ты, дьяволенок поганый, будет тебе ерзать-то! — крикнула Кикимора, нагибаясь над бутылью. — Слушай, мы разве зря едем?

— Зря! — отвечает сатана. — Говори, куда надо.

— В Гранаду! — говорит Пепита.

— Вот невидаль! Ехать так уж ехать… В Вавилон ступай! — скомандовала Кикимора.

— Такого и города нет! — отвечал сатана.

— Не ври. Есть.

— Был. А теперь нету. Развалился давно от столпотворения.

— Ну, а нету, так и не надо! В Севилью ступай.

Не успели мать и дочь мигнуть, как карета уже катит по улицам Севильи.

— Это уже два желанья! — пищит сатана.

— А ты не считай. Я сама счет знаю. Теперь слушай. Дворец мне с Пепитой в полную собственность! — воскликнула Кикимора.

И в ту же минуту карета подкатила к великолепному подъезду, освещенному тысячами огней.

Десятки слуг в разноцветных ливреях выскочили высаживать Кикимору и Пепиту и затем под руки повели их по мраморной лестнице.

Тетка Кикимора рот разинула от удивления, глядя на золотые потолки и расписные стены дворца. Она так зазевалась на все диковины, что чуть-чуть не выронила бутыль из рук. Сатана сидел начеку и только того и ждал. Вот бы славно-то было.

— А то, поди, старая Кикимора еще такое надумаешь, что и исполнить нельзя будет.

Выспавшись во дворце, поевши вдоволь, Кикимора стала придумывать, что еще заставить сатану сделать.

— Еще два желанья осталось! — думает Кикимора.

— Ну, матушка, теперь мне красавца мужа, — говорит Пепита. — Это главное. А без мужа, что мне и дворец этот.

— Ну, ты, гусь лапчатый, — скомандовала Кикимора над бутылью. — Давай Пепите мужа красавца. Ты ведь сам-то не в счет.

— Это уж будет четвертое желание, — говорит сатана. — Одно останется.

— Ладно. Знаем. Ну, живо.

Очень неприятно было сатане своей же жене мужа доставлять, но он вспомнил, что на свете между людьми и это бывает часто, так почему же ему, черту, не услужить жене мужем.

Пепита к вечеру была уже замужем за молодым малым, очень бедным, но замечательной красоты. Счастливее Пепиты не было девушки. Дворец и красавец муж — чего больше. Она сияла таким счастьем, что тетке Кикиморе стало завидно, глядя на дочь.

И пришло старой на ум такое пятое желание: потребовать у сатаны, чтобы он вернул ей молодость и красоту ее, о которых она, было, давно и думать забыла.

На другое утро, когда Кикимора, не спавши всю ночь от разных сладких мечтаний, собиралась уже, было, требовать исполнения последнего своего желания, к ней вошел главный церемониймейстер со счетами и попросил денег на расходы по хозяйству. Самые пустяки нужны были. Всего-то десять тысяч на следующую неделю. Тетка Кикимора выпучила глаза на главного своего церемониймейстера. У нее в кармане был только один завалявшийся грош.

— Ах я дура, дура бестолковая! — подумала Кикимора. — Мне бы прежде всего миллион просить! Что теперь делать? Не то деньги просить, не то молодость свою.

Тетка Кикимора призадумалась и не знала, на что решиться. Пепита явилась к матери разряженная и веселая и объявила ей о том же самом, о чем думала и мать.

— Матушка, мы главное-то и забыли. Деньги! Денег не будет у нас и дворец этот за долги отнимут.

Хоть и грустно было тетке Кикиморе отказываться от своих мечтаний — снова помолодеть — а делать нечего. Деньги были нужнее.

— Сама виновата. Карету просила, дура, да еще везти просила. Взяла бы миллион прямо, так и карету бы купила и доехала сюда и дворец бы выстроила. Ах, я простофиля! Ну, ты, чучело, давай последнее, и нечего делать, придется тебя выпустить. Давай миллион денег.

Чрез секунду, вокруг тетки Кикиморы уже лежали кучи золота и в соседних горницах нельзя было пройти от куч серебра. Пепита набрала полные карманы и поехала с мужем по магазинам. Этим-то она и спасла себя и мужа от погибели.

— Ну, что ж, выпускать тебя, стало, — спросила тетка Кикимора, оставшись наедине с бутылью, а у самой сердце ныло при мысли выпускать сатану, так ловко ей доставшегося.

Сатана сидел в бутыли, поджав хвост, и молчал, как убитый, притворяясь, что дремлет.

— Что ж, молчишь? А? Выпустить?! Эй!..

Молчит черт, как удавленный. И не шевельнется даже. Умысел у него свой был, а тетка не смекнула.

— А!.. Ты со мной и говорить уж не желаешь! — озлилась вдруг, Кикимора. — Так сиди же век тут, проклятый. Мне же лучше. Не выпущу.

Но не успела тетка Кикимора выговорить эти слова, как дворец затрещал, а стены и потолок рухнули на Кикимору и на стол. Бутыль, разумеется, разлетелась в дребезги. Сатана выскочил, перевернулся от радости в воздухе, даже присвистнул и, мазнув тетке по носу хвостом, самым невежливым образом, исчез как молния… А тетка Кикимора вместе с своим дворцом, и с кучами золота, ухнула в тартарары. А уж там-то что с ней было — совершенно никому неизвестно!..