Тесный путь. Рассказы для души

Всё, что узнали в школе, мы должны были рассказать родителям. У каждого ученика седьмого класса была подшефная деревня. Зимой 1928 года я несколько раз ходил в свою подшефную деревню Устуденка в пяти километрах от Петропавловска. Рассказывал крестьянам о преимуществах многопольного севооборота и других новшествах сельскохозяйственной науки. Деревня была небольшая, но собиралось по 25–30 человек мужчин и женщин. Вспоминая это, поражаюсь: они внимательно слушали меня — пятнадцатилетнего мальчишку. Задавали вопросы.

Каждый ученик нашей школы получал задание поставить опыт в своём личном хозяйстве. Я провёл опыт выращивания льна-долгунца с применением различных минеральных удобрений на площади 50 квадратных метров, а также выращивания картофеля тоже с минеральными удобрениями и навозом и 1–2—3-х кратной обработкой почвы. Нужно было иметь контрольные делянки и вести дневник наблюдений.

Может, кому-то это покажется неинтересным, но, я вас уверяю, если бы вы сами это попробовали да увидели результат, вас бы потом за уши не оттащили бы — хоть немножко, да поработать на земле да на свежем воздухе. Когда щёки становятся холодными от прохладного ветра и всё тело радуется труду до усталости, а там — высоко в небе — поёт жаворонок, жизнь кажется такой доброй и безконечной. А потом напечёшь картошки и горячую её — чистишь, а она вкусная, пахнет костром! И земля тёплая, живая. Это вам не мёртвый асфальт! Земля — она дышит! А на траве приляжешь — запах пряный, душистый! Да, я — крестьянский сын. Таким родился, таким и помру.

И ещё: мы сейчас все пересели с живых скакунов на железных. Любим автомобили свои, иногда называем их так, как будто они живые. А как можно было на самом деле любить своего коня, кормилицу-коровушку, почти все забыли. А ведь это просто чудо. Кормишь их, а у них губы мягкие, тёплые, добрые! Это ж счастье! А в ночное — лошадей пасти?! А купать коня?! Эх, что и говорить…

Дневник наблюдений было вести трудно, потому что нужно ходить пешком или верхом на лошади за семь километров на поле. Зато осенью мои экспонаты участвовали в сельскохозяйственной выставке. За оба опыта я был премирован деньгами в сумме 25 рублей. По тем временам это большие деньги.

Как радовались мои родители! Мама плакала и приговаривала: «Иванушка мой, совсем не дурачок! Ванюшка мой милый!» Отец на эти деньги купил всем ситец: братьям на рубашки, сёстрам на платья, сапоги и мне подарок — гармонь двухрядку. Очень мама хотела, чтоб я с гармонью по селу прошёлся. Я и сам представлял, как пойду по селу с тальянкой и зарыдает она и заплачет в моих руках. А рядом… рядом со мной пойдёт та самая, одна-единственная, любимая девушка. Ну а все остальные, друзья и соседи, пойдут за нами, тоже песни будут петь.

Правда, пока у меня любимой девушки не было. И когда бойкие девчата улыбались мне, я краснел как маковый цвет. Но вот когда у меня будет гармонь… Жаль, что, не имея музыкального слуха, как выяснилось после моих попыток, я так и не смог научиться играть на своей гармошке. Мечта эта не сбылась. И в 1933 голодном году мама за эту гармонь в Удмуртии выменяла целый пуд ржаной муки.

Я снова дома

Мой школьный год закончился на месяц раньше. Пришёл я домой на майские праздники, а вернуться в школу уже не получилось. Удостоверение об окончании семилетки мне выслали по просьбе моего учителя Андрея Панкратовича Змазнова. Начался сев яровых, а отец был очень болен, еле передвигался на одной левой ноге с палкой вместо костыля. На голени правой ноги у него образовался огромный нарыв, который прорвался только к концу сева. Врача в селе не было, а ехать в большесосновскую больницу некогда. Отец ездил со мной в поле, советовал, но сам работать не мог. Скоро понял, что с работой я уже справляюсь сам. Мне шёл шестнадцатый год, и я был высок ростом и широк в плечах. Постоянный физический труд развил у меня силу и ловкость. Но соперничать со взрослым мужчиной я, конечно, ещё не мог, и мне было очень тяжело работать одному.

Конь у нас вырос добрый — рыжий умный жеребец. Понимал меня с полуслова, и с ним я справлялся легко. У меня даже всегда было чувство, что это не я на нём работаю, а работаем мы вместе как напарники. И умный конь понимает свою задачу и, как я, тоже старается изо всех сил. На моё счастье, соха была непростая, а так называемая «чегонда». Не нужно было её держать на руках и постоянно регулировать. Глубина вспашки регулировалась чересседельником, и нужно было только следить за шириной отваливающегося пласта. Но при повороте всё равно нужно было соху заносить на руках. И к обеду я так уставал, что не до обеда было, лишь бы упасть на траву минут на двадцать. От усталости дрожали руки, и я смотрел ввысь — в безкрайнее голубое небо, а там пел жаворонок.