Был арестован в 1920, в 1930, в 1933. Сидел в тюрьме с 1933 по 1935 год. Отпущен за недостатком улик. Арестован 4 сентября 1937 года сотрудниками УНКВД Ирбитского райотдела по Свердловской области. При обыске найдены епитрахиль, дароносица, серебряный крест с цепочкой.
Обвинён в участии в контрреволюционной организации и ведении контрреволюционной пропаганды (статья 58 УК РСФСР). Постановлением тройки при УНКВД через две недели после ареста —17 сентября 1937 приговорён к расстрелу. Приговор приведён в исполнение 22 сентября 1937 года.
Проезжаю на автобусе оставшуюся часть пути. Передо мной мемориальный комплекс, огромный чёрный мраморный крест. А рядом на многочисленных гранитных плитах высечены фамилии расстрелянных.
Как хорошо, что нет дождя. Тёплый осенний ветер шевелит волосы, мягкое осеннее солнце ласкает спину. Медленно иду по траве мимо надгробий, и жёлтые листья шуршат под ногами.
И вот на одном из надгробий я читаю: «Пономарёв Вячеслав Акимович».
— Здравствуй, папа. Сегодня 22 сентября, день твоей смерти.
Сажусь рядом с надгробием. Достаю архивные справки и читаю папе вслух:
— Постановлением Президиума Свердловского областного суда от 15 мая 1958 года постановление тройки от 17.09.37 в отношении Пономарёва В. А. отменено, а дело прекращено за отсутствием состава преступления.
Читаю, и слёзы текут по моим щекам.
— Папа, прости меня!
Сижу и слушаю тишину. Но тишины нет: стрекочут кузнечики, поют птицы. И я слышу голос отца:
— Сыночек! Я по-прежнему люблю вас и молюсь за вас! Разве не чувствовал ты наш с мамой молитвенный покров над вашей жизнью, родной мой? Всё хорошо. Не плачь! Вспомни:
Чем ночь темней, тем ярче звёзды,
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог.
Посвящается замечательным людям: учительнице Надежде Ивановне Поповой, её отцу Ивану Егоровичу, маме Галине Вячеславовне, героине повести «История одной семьи»
Я давно хотел начать писать воспоминания. О своей жизни. Это мне поможет осмыслить все прошедшие события. Да. Буду писать и заново всё обдумывать. Такой анализ получится. Ещё потом можно будет прочитать и всё вспомнить. Вот. Допустим, родятся у меня дети. А я им потом прочитаю о своей жизни. Здорово я это придумал! Решено! С сегодняшнего дня начну! Я сначала из детства напишу чего-нибудь. Ну, что запомнил интересного. А то вот детишки спросят: «Папа, а ты в детстве какой был?» А я всё забыл! А тут вот открою свои записи-то и прочитаю! Это очень полезно! Только надо что-то такое писать назидательное...
Назидательного не могу вспомнить. Решил писать то, что в памяти, как зарницы, встаёт. Вот это хорошее сравнение я придумал: как зарницы! Сегодня надо обязательно начать писать, а то так никогда не соберусь! Я ведь давно хотел. Да всё не мог собраться. А тут мне подарили такую тетрадь толстую, с кожаной обложкой, даже пахнет вкусно. Такая тетрадь солидная. Ещё в клеточку, это очень удобно. Вот в ней и начну писать. Писать буду в свободное время, по вечерам. Постепенно дойду до сегодняшних дней. Начинаю.
Родился я в 1913 году, старший сын. Иван —крестьянский сын. Кроме меня в семье были ещё пятеро детей. Отец прошёл Мировую войну, был мобилизован в Красную армию. Он занимался на своей подводе эвакуацией раненых, наш конь— жеребёнок-двухлетка — очень пригодился отцу. Несколько недель отец был даже личным кочуром Блюхера. Я только много позднее узнал, что нужно говорить не кочур, а кучер. Отец пришёл с войны поздней осенью. Мама не смогла обеспечить посев на необходимой площади, заготовить сено. И нас ждала голодная зима. Мы влезли в долги.
Первое воспоминание, на мой взгляд, достойное упоминания, это когда я впервые почувствовал себя взрослым человеком, помощником в семье. Весной к нам пришёл наш сосед, заимодавец. Он предложил отцу вместо возвращения долгов отпустить меня к нему на посевную в качестве бороновальщика. Единственная дочь его, Таня, была больна, а сам он уже становился стариком.
Отец, глядя на меня, медлил с ответом. И неожиданный мой голос: «Тятя, я буду боронить!» вывел отца из затруднительного положения. Видимо, он думал, что сам был 12 лет в батраках, а теперь сын начинает свою жизнь с батрачества. Но неизвестно было, даст ли озимая рожь, да и яровая, ещё не посеянная, достаточный урожай, чтобы прокормить семью да ещё и долг отдать.
Мне было семь лет, и я ещё не понимал, что помогу родителям содержать семью. Главным соображением для меня было то, что у соседа был красивый саврасый конь. И я смогу на нём ездить!
Обрадованный сосед тут же сказал, что площадь посева небольшая, так как семья у него из трёх человек, торопиться, дескать, не будем. И если Ванюшка (то есть я) устанет, то можно и верхом. Это меня ещё больше обрадовало.
Посевную начали в первых числах мая, а восьмого мая мне исполнилось семь лет. Спал я дома с сестрой и братом на полатях или в сенках. В шесть утра тятя вставал сам, поднимал меня. Похлопает по плечу: «Ванюшка, вставай!»