Тэсса на краю земли (СИ)

Она обязана была проходить регулярные психологические обследования, но ненавидела это делать.

— Давай не будем делать грандиозных выводов из одного платья, — попросила она. — А теперь мне пора отнести молоку призраку. Ты не видела моих пикси?..

Холли Лонгли устроился с мольбертом на веранде. Она опоясывала весь дом, и художник выбрал ту ее часть, которая выходила к морю.

На перилах с кружкой кофе сидел Фрэнк Райт и развлекался тем, что лез Холли под руку.

— Ну нарисуй вон то облако! Нет, лучше чайку! Смотри, какая чайка! Ты рисуешь какую-то ерунду!

Холли не отвечал на эти издевательства ни слова, погруженный в свой внутренний мир. Его рука быстро и уверенно порхала по бумаге, нанося карандашный эскиз.

Увидев Тэссу, Фрэнк застыл, и его взгляд неторопливо прогулялся по всей ее фигуре — от босых ступней до макушки. Бесстыдно задержался на бедрах, на груди.

Это был совершенно похотливый, масляный, откровенный взгляд, и Тэсса постояла немного неподвижно, позволяя Фрэнку глазеть на себя. Они оба словно кружили вокруг друг друга, уже все понимая, но продлевая прелюдию.

— Я постриг тебе лужайку, — низко, с волнующей хрипотцой произнес Фрэнк. — А потом отправился к Бренде, чтобы починить ей раковину. Но вместо этого вынужден был опрыскивать от вредителей помидоры, потому что Бренда была занята каким-то младенцем!

— Кто рано встает, тот к обеду устает, — жизнерадостно провозгласила Тэсса.

— Скажи мне, что появившийся из ниоткуда младенец никак не связан с обескровленной коровой, — тихо попросил Фрэнк, отведя ее в сторону.

Впрочем, можно было не сомневаться, что Холли Лонгли ничего не услышал бы, даже если бы ему как следует гаркнули в ухо.

— А если связан? — спросила Тэсса.

Фрэнк почесал в макушке.

— Тогда, видимо, это секрет, — решил он, — иначе ты не просила бы тайно закопать корову.

— У людей много страхов и длинный язык.

— О да, — кивнул Фрэнк и провел большим пальцем по нижней губе Тэссы, подминая ее. Тэсса, приподнявшись на цыпочках, подалась навстречу, вслушиваясь в это прикосновение и в себя. Внутри живота раскручивались крохотные смерчи.

— Убирайтесь отсюда, — вдруг сказал Холли, не оборачиваясь, — от вас фонит вожделением. Вы отвлекаете меня.

Фрэнк вспыхнул и шагнул вперед, явно намереваясь затеять ссору, но Тэсса взяла его за руку, успокаивая.

— Как ты это делаешь? — заинтересовалась она.

— Он как-то улавливает эмоции, — пояснила Фанни, которая несла в руках охапку одежды. — Помнишь, его вырвало в твою раковину? Он говорит, что это тебя тошнит от себя самой.

— То есть, — изумленно уточнила Тэсса, — с одной стороны у нас есть Фрэнк, который вроде детектора лжи, а с другой стороны — Холли, который вроде приемника чужих эмоций? Ты как знаешь, Фанни, но по мне это чересчур.

— Совершенно точно чересчур, — охотно поддержала ее Фанни. — Я бы даже сказала — перебор.

— Я в отличие от этого громилы не читаю эмоции всех подряд, — возмутился Холли. — Только Тэссы и только самые яркие.

— Бедный, — ужаснулась она, вдруг представив, в какой мрак способна утянуть невинного человека. Тэссе немедленно захотелось убежать от Холли как можно дальше, чтобы не коснуться его даже краешком своего сознания. Убежать и смыть с себя прошлое, как пыль. — Пойдем-ка, Фрэнк, искупаемся.

И она взяла громилу за руку, потянув за собой к узкой тропинке, ведущей на пляж.

Тэсса никогда не заморачивалась с купальниками, ленясь переодеваться, а носить по летней жаре нейлон казалось глупым. Здесь, на конце мира, гуляли ветра, подсушивая волосы и одежду, а в мокром было даже прохладнее.

Пасмурность покидала Нью-Ньюлин, время от времени выглядывало из-за облаков солнце, и тогда белые небесные барашки подсвечивались золотистым.

— Это рай, — вдруг сказал Фрэнк. Он лежал на камнях и щурился. Раздеваться и лезть в море он категорически отказался, но внимательно наблюдал за тем, как плещется Тэсса — в белых трусиках и спортивном лифчике. Все это намокло, стало прозрачным, и взгляд Фрэнка стремительно тяжелел. В ту минуту, когда она выходила из моря, ей казалось, что она ощущает его взгляд на себе как прикосновения. Жаром полыхнуло между ног, и Тэсса едва не заорала в голос — настолько живой себя ощутила.

Быть живой — это больно. Это ободранная в клочья совесть и залитые кровью руки.

Первое, чему учат инквизиторов, — не сомневаться в своих решениях. Не думать о том, правильные они или нет. Все, что делает инквизитор, — неподсудно.

Тэсса повторяла себе это каждый день.

Она прошла по каменным голышам и легла рядом с Фрэнком, положив голову на его твердый живот. Он не стал шипеть из-за того, что футболка немедленно намокла, и не пошевелился. Но если бы Тэсса повернулась, то смогла бы увидеть выразительный холмик в районе ширинки.

— Да, — согласилась она, — рай. Я намерена продлить программу своей реабилитации здесь.

— Как ты вообще сюда попала?