Тессеракт

Она сидела за столиком метрах в двадцати от того места, где он стоял в тени парусинового навеса. Лито с удивлением обнаружил, насколько все в ней ему знакомо. Не только ее черты, фигура, но и поза, и мельчайшие жесты. Когда она наклонила голову, он уже знал, насколько именно она ее наклонит, потому что понимал смысл этого движения. Он знал, что она щурится от солнца и слепящей глаза дороги, на которой он стоит, знал, что все в нем ей знакомо, как и ему в ней. А еще он знал, что ей приятно его видеть, еще до того, как она вскочила и бросилась к нему через дорогу.

Он знал, что может остановить ее на бегу, просто подняв руку.

Он знал все.

И это пугало его.

Знал, что она не пойдет за ним.

Время ничто не изменило. На руках у нее ребенок, глаза смотрят ему в спину. В груди у него боль, а в руке — бутылка.

Маленькая зеленая бутылка.

Ему стало страшно.

6

Ей стало страшно.

Она подумала: один лишь взгляд скажет ей обо всем, что ей так нужно узнать, — проделал ли он тот же путь, что и она, все ли у него в порядке. И правда, одного взгляда оказалось достаточно.

«Не хочу, чтобы мои внуки родились уродами!» — выкрикнула Корасон, когда бушевал тайфун.

Теперь же, глядя на Лито, Роза понимала, что у него отсутствует не просто часть тела. От этой стоящей под солнцем тени струилась пустота: его тело просто исчезло. Он исчез.

Когда священник наконец-то закончил утомительную службу и люди потянулись из церкви, Роза все еще стояла на том самом месте, где ее остановила поднятая рука Лито. Волосы на голове Рафаэля слиплись от пота, и он тяжело дышал. Когда Сонни попытался забрать у нее ребенка, руки Розы были тяжелыми и неподвижными, как железо.

— Что такое? — спросил Сонни, ощущая собственную беспомощность и ненавидя себя за столь дурацкий вопрос в день похорон. Когда Роза не ответила, он чуть не попытался вновь забрать у нее ребенка, но передумал, глядя на застывшее лицо. По правде говоря, он просто испугался.

Пять лет спустя, меняя колесо, он сказал Рафаэлю, что его грудь сжег совсем не Бог. Сонни просто не мог допустить, чтобы Бог был виноват в том, что он, Сонни, в тот момент струсил.

7

Для Рафаэля же все события сложились в цепочку, и понадобились годы, чтобы ее объяснить. Некоторые детали были просто опущены, учитывая его возраст. В далеко не полном виде цепочка событий приняла форму рассказа о ревнивом человеке. Однако со временем Рафаэль станет считать себя мальчиком, жизнь которого разделилась на две части: одна биологическая, а другая — анатомическая. Одна состояла из промежутка в девять месяцев, от зачатия до рождения, а вторая растянулась на целых девять лет. И, в конечном счете, мальчиком, у которого два отца.

Доминг умер у ворот кладбища. Он еще жил во всех других местах: в доме, по дороге в церковь, в самой церкви. Да, жил, ведь невозможно никуда уехать, пока водитель не вывел автобус из парка. Просто он лежал очень тихо.

Но у ворот кладбища он умер. Понимание этого вдруг всей тяжестью обрушилось на Розу, и слезы полились у нее из глаз. Они все текли у нее по лицу, пока процессия шла по мощеной дорожке между могилами, а когда открыли маленький семейный склеп, она зарыдала.

Сонни чувствовал, что Лита должна это увидеть. Девочка явно страдала, видя горе матери. Важно было, чтобы она поняла все значения жизни и смерти, и он инстинктивно ощущал, что не должен ничего он нее скрывать.

Но когда тело Доминга извлекли из гроба, чтобы поместить в склеп, он передумал. Дело было не в теле, а в том, что Роза и Корасон вдруг впали в истерику.

Сонни понял, что ему необходимо немедленно заняться Литой, Рафаэлем, а потом Розой — именно в такой последовательности. Сначала Литой, потому что она оказалась рядом с ним. Увести ее из толпы как можно дальше от пронзительных стенаний и передать кому-нибудь из тех, кто был в доме вчера вечером. Лучше бы Лише. Потом опять нырнуть в толпу и выхватить Рафаэля из рук Розы, как бы она ни сопротивлялась. И, наконец, вернуться за Розой и увести ее силой.

Необходимость соблюдать приличия мешала ему, но Сонни настойчиво прокладывал себе путь сквозь толпу родственников, соседей и друзей Доминга. Странно, что они никак не желали расступаться, но это его не смущало. Если люди не расступались, он их просто расталкивал.

Выбравшись из толпы, он позвал Лишу, но вместо нее появился Туринг. Одной рукой он молча обнял Литу, а другой обхватил Сонни за плечи и швырнул его обратно в толпу. Позже, думая о Туринге, Сонни всегда ощущал прилив нежности, точно такой же, как тогда. А может, все дело было в последовавшей за этим быстрой смене противоречивых событий.

Сквозь приступы истерики Роза вдруг услышала чей-то голос. Она даже не подумала, почему так ясно его услышала, а просто сделала то, что голос ей приказывал.

— Ребенок! Передай мне ребенка.

Примерно через полминуты вопль Рафаэля заставил Сонни содрогнуться. Это был крик страдания и ужаса, как будто ребенок падал на поверхность солнца, проваливался в морскую пучину. Все громче и громче. Это могло означать только что-то ужасное.