За столом велись оживлённые разговоры, но Тесси не слушала их. Беседы взрослых и прежде казались ей скучными, а уж теперь, когда всё её внимание было приковано к настенным часам, и подавно.
Обхватив мятник руками и ногами, по нему карабкался Вгорлеком. Тесси находила это презабавным — из-за стола ей, конечно же, не было видно гримасы неподдельного ужаса. Вгорлеком страшно боялся высоты. Внизу, в ветках остролиста, собрались его товарищи: Вышедом, Дуболом и Звонкогром. Они как могли подбадривали отчаянного смельчака.
Наверху, забравшись на часы, Вгорлекома уже поджидала другая парочка — Бим и Бом. Они ловко открыли стеклянную дверцу и сумели приладиться так, чтобы в нужный момент оседлать стрелки. Им оставалось лишь дождаться, когда часы остановятся в нужном месте. И всё это безобразие — подумать только! — происходило прямо под носом у людей. Однако же взрослые человеки, по многомудрому опыту писклей, предпочитали не замечать очевидного, а потому можно было и похулиганить.
Перед тем, как всё началось, мисс Суини, сбегав на кухню, торжественно внесла в столовую волосатый пудинг. Не удивительно, что в праздничной суете она, распираемая от гордости за столь чудный ужин (гусь получился просто превосходным, а его брат был пойман и оставлен в сарае, вероятно, до следующего Рождества), совершенно не заметила подвоха. Вернее, заметила, но лишь тогда, когда пудинг занял почётное место в центре стола и собрал на себе свет, по меньшей мере, двух десятков свечей.
— Как же… Что же это… — залепетала мисс Суини.
— Ой! — маменька заглянула в блюдо.
— Чудны дела твои, Господи! — ахнула Лиззи. А дела и вправду были чудны, ведь таких длинных седых волос, позвольте заметить, во всём доме не было ни у кого. Что говорить, даже у Альфреда, несмотря на его весьма почтенный (по разумению Тесси) возраст.
Не успела загадка пудинга в полной мере завладеть умами, как на смену ей явилась новая. Неизвестно откуда в комнату вдруг проник ужасный запах — Альфред предусмотрительно растопил печь к ночи. Носы собравшихся за столом сморщились. Альфред, не желая терпеть подобное безобразие, принялся рыскать в поисках источника зловония. А маменька, к несказанному удивлению Тесси и остальных, вдруг звонко рассмеялась. И хоть леди не пристало смеяться подобным образом, но всё же миссис Мимси смеялась всё звонче и звонче, заражая этим смехом всех вокруг себя.
В тот же миг часы на стене словно сошли с ума. Стрелки принялись крутиться в разные стороны, а маятник качаться туда-сюда — Бим, Бом и Вгорлеком сделали своё дело. В общем гвалте и суете никто из взрослых не заметил, что малышка Тесси пропала. Она пробралась в соседнюю комнату, где под раскидистой елью уже поджидали пискли.
— Идём, хозяйка, таков был уговор. — Толстослон, всё ещё перепачканный сажей, потянул Тесси за подол. Рядом с ним семенил, едва поспевая, Облом.
Процессия обогнула ель. Тесси не знала ровным счётом ничего о мире, в котором живут пискли, и как туда попасть, но ужасно удивилась, обнаружив за деревом не окно, которому полагалось там быть, а дверь. Небольшую, как раз по росту маленькой девочке и маленьким человечкам.
Облом вышел вперёд и постучал в дверь. Пискли замерли в ожидании ответа с той стороны, а Тесси принялась быстро хлопать ресницами.
— Кто желает пересечь грань миров в эту священную ночь? — раздался голос из-за двери. И хоть он был таким же тоненьким, как у других писклей, а всё же в нём слышались невероятная серьёзность и уверенность, словно он принадлежал монаршей особе.
— Облом и Толстослон. Мы ведём с собой гостью из мира человеков, — ответил Облом. Остальные пискли остались в доме — наслаждаться учинённым беспорядком.
— Проходите. — Дверь с еле слышным, как и положено двери такого размера, скрипом отворилась. Пискли маленьким зелёным ручейком затекли внутрь. Тесси пришлось немного нагнуться, чтобы не стукнуться головой — она пересекла границу, подняла глаза и застыла в восхищении, широко разинув рот.
Это был сад. Тот самый сад, в котором Тесси так любила играть летом. Тот самый сад, в котором столько времени проводила маменька, ухаживая за зимними розами. Знакомый, родной, изученный вдоль и поперёк, но всё же совершенно иной сад.
Ночное небо, укрывшее сад одеялом, казалось нарисованным кистью искусного художника: все мыслимые и немыслимые оттенки синего, голубого, жёлтого и изумрудного перемешались на нём до самого горизонта. Серебряные звёзды сияли ярко, но ещё ярче горели их лучи: они спускались вниз, будто ажурные лесенки, и касались диковинных растений.
Листья деревьев и всевозможных кустов покрывал ни то снег, ни то роса. Тысячи маленьких сверкающих точек стекали как вода и капали на землю. Тесси посмотрела под ноги: всё вокруг, сколько хватало глаз, устилал чудный «ковёр», будто море вдруг заглянуло в гости. Сад семейства Мимси весь сиял и переливался под луной, висящей так низко, что казалось, можно протянуть руку и отщипнуть кусочек от наливного румяного бочка. Тесси всегда думалось, что луна непременно должна быть сладкой на вкус.