Тест

— Ах да, ты не был, первый день как из отпуска,— говорил начальник участка Валько своему коллеге Захарчикову.— Многое потерял. Ничего, еще увидишь. Наш Роман Михайлович изменился. Преобразился. Прямо на глазах, за прошлую неделю.

— Поплотнел еще больше?

— Нет, я не о том. Требовательным стал, до неузнаваемости. Придирчивым. Разгон дает всем без исключения.

— Михайлыч? Не может быть! Постоянно ведь либеральничал.

К разговаривающим подошел мастер Рябчиков.

— Захарчиков! Привет! Как отдыхалось?

— Все хоккей, как говорят англосаксы. На родину в деревню ездил. Подальше от шума городского.

— Молодцом. Слушай, у нас здесь такие дела начали твориться…

— Да вот слушаю. И верится, и не очень.

— Точно. Вот вчера, например, говорит мне Михалыч на пятиминутке: «Почему, мастер Рябчиков, на минуту 52 секунды ваша смена раньше работу закончила? Повторится — будете наказаны». Нет, ты пойми: на минуту 52 секунды!

— А какие пятиминутки стали,— поддержал Валько.— Пять минут и ни секунды дольше. Если кто не успел высказаться или доложить, оставляет. Других не задерживает — по местам.

Стрелки часов напротив секретаря Танечки показывали без одной минуты восемь. Она резко встала из-за столика и при первом бое механизма широко распахнула дверь кабинета. При последнем бое дверь закрылась. Танечка стала на свой пост, широко расставив руки, самим жестом давая понять: никого из опоздавших не пропустит ни под каким предлогом.

Роман Михайлович, бодрый, энергичный (а поговаривали, вновь провел в кабинете бессонную ночь), привстал:

— Рябчиков, мастер шлифовального участка,— начал, — объявляю вам выговор.

— За что-о? — застыл в изумлении.

— Вчера вы закончили смену на минуту и 34 секунды позже положенного.

— Вы еще точнее можете сказать, ну до десятых секунды? — съязвил Захарчиков.

— Могу,— без тени иронии ответил начальник.— Могу и до сотых. Смена закончила производственную деятельность позже на одну минуту 34 и 28 сотых секунды. За прошедшие сутки цех недодал продукции на четыре рубля 71 копейку,— продолжал он.— План не выполнен.

— Да это же мизер, ведь на десятки тысяч рублей…— попробовал было вновь возмутиться Захарчиков.

— Прошу не перебивать,— резко оборвал Роман Михайлович.— Вопросы, не касающиеся непосредственно производства, можно задать в приемный день с 10 до 14 часов. Запись на прием у секретаря.

Он дал еще несколько конкретных, предельно точных распоряжений. Ровно за пять минут совещание закончилось.

Вскоре о начальнике сборочного цеха заговорил весь завод. И не только потому, что с конвейера начала сходить в нужном количестве, хорошего качества продукция. Впервые за последние годы электронное оборудование после сборки не требовало доводки, процент брака упал почти до нуля. Поговаривали, Роман Михайлович часто сам бросал «кресло» и шел туда, где намечалась «дырка». Лично в считанные минуты с поразительной точностью настраивал станок, устранял неполадки не хуже самых опытных мастеровых. Дисциплина и порядок сборщиков достигли совершенства. Их стали ставить в пример.

Поражало и то, что бывших своих друзей он словно перестал узнавать: со всеми был ровным, официальным и даже в дружеских разговорах не выходил за рамки производства.

— Ты что, помешался на своем оборудовании, а, Роман Михайлович? — в шутку заметил заместитель главного инженера предприятия Бальчук.— Дома не бываешь. Мне вот вчера Наташа звонила, спрашивала о тебе, ругала: гробите человека. Я понимаю: производство — это важно. Очень важно. Но нельзя же так.

— Какая Наташа? — спросил,

— Да у тебя и впрямь короткое замыкание в башке.

Роман Михайлович постоял несколько секунд, казалось, уйдя в себя. Потом ответил:

— Все в полном порядке. Замыкания нет. Наташа сказала: «Все отменяется»,— и пошагал в цех.

— Чудак! — только и промолвил Бальчук.— Но производство поднял. В считанные дни. Молодец, ничего не скажешь. На орден тянет.

*

Секретарь Таня была в трансе. Сегодня Роман Михайлович вызвал ее в кабинет во время обеденного перерыва л строго спросил:

— Что такое целовать?

Девушка стушевалась.

— Такое придумаете…— начала она.

— Ты умеешь целовать? — спросил еще строже.

— Умею…— покраснела.— Не совсем, не очень.

— Покажи.

— Роман Михайлович! Разве можно?

— Приказываю. Приказ № 87.

Она подошла к нему, несмело чмокнула в щеку и, раскрасневшись, выбежала из кабинета.

— Целовать — значит касаться лица губами в этом квадрате,— ткнул себя пальцем в щеку Роман Михайлович и пошел осматривать главный конвейер.

На столе осталось лежать письмо от сестры: «…Брось все и сегодня же вечером после работы пойди к Наташе. Обними, поцелуй и она тебя простит. Разве можно так поступать, Роман? У тебя же семья, дети. Прошу тебя, нет, приказываю: иди и помирись!..»

«Здравствуй, дорогая Леночка!