test

Когда золотистый туман заволок зал так, что совсем ничего не было видно, Дамблдор еще раз хлопнул в ладоши, и туман рассеялся. Директор в пригласительном жесте простер вперед руки. На лице его играла улыбка.

Двери, ведущие в Большой зал, распахнулись и студенты ахнули. Охнули. Захлопали и запрыгали.

Каким-то образом эти двери теперь вели не в холл, а на огромную, украшенную флажками и цветными лампами поляну под чернильно-черным небом, уставленную столиками с едой и украшенной огромной сценой, на которой уже настраивали свои инструменты «Пикси Пэдстоу».

Это был потрясающий вечер, волшебный и веселый, такой, какому и полагается быть выпускному в школе Чародейства и Волшебства.

И к тому же, самый спокойный за весь год.

В этот вечер никто не напал на концерт и не попытался убить музыкантов. Никто не набросился на танцующих детей и не попытался порвать их на куски.

Это была обычная вечеринка в обычной школе. Обычный концерт и обычные танцы.

Если, конечно, не считать фейерверков, которые то и дело беспорядочно взрывались над лужайкой; шутливых дуэлей на волшебных палочках, прыгающих по столам кроликов из белого и черного шоколада, пирамид переливающегося марципана и причудливых фигур из жженого сахара; кентавров, вышедших из леса, чтобы посмотреть на это действо, пикси, которые носились в воздухе и пытались поймать искры фейерверков, и стаи фей-светляков, кружащих вокруг цветочных букетов на столах и бумажных фонарей.

Сначала они сидели все вместе, потом все вместе танцевали и прыгали в толпе под сценой. Но компания неизбежно распалась, когда «Пикси» заиграли медленную композицию. Лили потащила Джеймса танцевать, Сириус, Ремус и Питер отошли подальше от всех, прихватив со столов побольше бутылок с медовухой, но Ремуса внезапно позвал отец — кажется хотел, чтобы Ремус его проводил.

Питера, как ни странно, тоже позвали танцевать, и Сириус остался в одиночестве.

Правда ненадолго.

Он как раз прогуливался вокруг поляны, когда вдруг увидел среди гостей высокую темноволосую женщину в облаках кремовой, мерцающей ткани. Она оглядывала толпу студентов ищущим взглядом и вытягивала тонкую, хрупкую шею.

— Меда! — радостно воскликнул Сириус и пристроил на ближайшем столике свой стакан.

Андромеда Тонкс повернулась на голос, просияла и раскинула руки. Сириус легко преодолел разделявшее их расстояние и схватил двоюродную сестру в объятия.

— Как я тобой горжусь! — она отстранилась, удерживая лицо Сириуса в ладонях. Глаза цвета горького шоколада лучились теплотой. — Ты, Блэк, выпускник Гриффиндора! Это невероятно.

Она снова его обняла.

— Фактически я не выпускник, — заметил Сириус и поправил её волосы. — У меня нет диплома, и я не подбрасывал эту дурацкую шляпу.

— Это неважно. Зато у тебя есть мужество, которого не было ни у одного Блэка. А это более ценная вещь, чем какой-то там диплом, -заговорщически прошептала она, похлопав его по груди.

Он коротко улыбнулся и сжал её ладонь.

— Сириус, Сириус!

Сириус обернулся, и его улыбка стала еще шире.

Маленькая кудрявая девочка на крепких ножках пробилась сквозь толпу, подлетела к нему и буквально запрыгнула сверху, обхватив и руками и ногами, как дерево.

— Пончик! — Сириус покачнулся, но устоял и крепко обнял племянницу. — Мерлин, ты становишься больше с каждым днем!

— Да, она быстро растет! — улыбнулась Андромеда. Сухощавая, тонкокостная, точь-в-точь как её мать, Друэлла, Андромеда казалась даже меньше, чем Нимфадора, розовощекая и пухленькая.

— Я так сильно скучала! — обиженно прогнусавила девочка, распластавшись по Сириусу. — Очень, очень скучала!

— Я тоже скучал, Пончик. Ты себе даже не представляешь, как.

— Дора, слезай на землю, — натянуто приказала Андромеда, но Пончик Дора только крепко вцепилась в Сириуса и недовольно засопела.

— Да ладно, — Сириус поудобне перехватил её, сцепив руки в замок под пухлой попкой. — Пойдем, найдем тебе что-нибудь выпить, — он поймал цепкий взгляд кузины и улыбнулся. — Эй, это выпускной вечер, Меда. Здесь проливают кровь только пьяные выпускницы.

— Сириус! — укоризненно толкнула его в плечо Андромеда, но Сириус только засмеялся и первым подошел к столу с напитками.

Меда — одна из немногих, кто знал, что с ним происходило весь этот месяц. Ведь именно она вытащила его из болота, в которое он проваливался в компании Мирона Вогтейла. Паршивый кровосос оказался единственным существом, которое действительно знает, что Сириус чувствует, и что ему нужно.

Началось все довольно невинно. Тоска ела Сириуса, как червяк ест яблоко. Он не спал ночами, метался в пустой постели и мучался от жестоко осознания, что больше никогда, никогда её не обнимет, не прижмет к себе её теплое, податливое тело, не услышит сиплый, бархатный смех, не почувствует губы.

Утрата была невыносимой. Она снилась ему каждую ночь, и во сне была такой реальной, что Сириус просыпался и готов был грызть подушку, лишь бы снова провалиться туда, в забытие, где она все еще была.

Так к нему и пришло решение. Он вспомнил, как хорошо было, когда по жилам бежала кровь вампира. Умиротворение. Отрешенность. Покой.