test

– сурово надвинулся на неё Траурихлиген, сжимая кулаки, наступив на смятое письмо. – Hier bestrafe ich der Gott, mich ich ! (Здесь я господь, и я караю!) С этими страшными словами он скрылся в салоне автомобиля и зарычал на бледного водителя: -Давай, поезжай, а то я их всех сейчас руками передушу... Вывели вконец... – злобно добавил он, откинувшись на спинку кресла. -Яволь, – водитель изо всех сил старался быть флегматичным. Он завёл мотор и направил автомобиль туда, куда повелел ему злобный генерал. Водитель глубоко дышал, чтобы вернуть спокойствие, а то так можно свернуть автомобиль в кювет и всех погубить в афтокатастрофе. Грыць и Петро, задыхаясь, добежали до лагеря. Бежать было страшно тяжело из-за раскисшей грязюки, болот и бурелома, да и тяжёлые автоматы на плечах тормозили ход, бились о спины. Батька Василь сурово сдвинул брови, увидав их, вымокших до нитки, перепуганных и без Федора. Он знал, что они пойдут в Чижи... -А Федор где? – осведомился он, сверля их недовольными глазами. -Беда, батька Василь... – давя одышку, прокряхтел мокрый Грыць. – Краузе палит Чижи... Спасть надо, а то спалит... Там мамка моя осталась... -Чёрт подери вас из Краузе вместе! – буркнул суровый батька Василь, вставая с пня, который служил ему стулом. – Ну, чего стоите?? Собирайте отряд! Грыць и Петро подняли всех – двадцать человек во главе с батькой Василем, отряд небольшой, но спасать Чижи от Колосажателя побежали все. Бежали со всех ног, продираясь через неприветливый, тёмный мокрый лес, который так и норовил задержать, сбросить в яму, утопить в болоте, а то и затерять среди страшных деревьев навсегда... -Глядите, что это? – Грыць вдруг замер на полном скаку, столкнувшись с Петром, и тут же запрятался за толстый мокрый ствол огромного дуба. Все повернулись туда, куда он показал, а там, ломая деревья, выворачивая землю и пни с корнями, шагало нечто, огромное, на восьми лязгающих ногах. Оно светило фарами, разрывая тьму ночи, и пёрло прямо на Чижи, перешагивая трясину, поднимая брызги грязной воды. -Чёртова таратайка... – прошептал Петро, пятясь. – Надо бежать... Фашисты всё не выпускали селян с площади Ленина, а они, чуть живые от страха, едва стояли, не чувствуя ничего – ни холода, ни дождя, ни ног своих... Над площадью возвышались два ужасных кола, на которые никто не мог взглянуть – ни бедные селяне, ни полицаи Носяры – даже фрицы и те отворачивали рожи, пялясь куда угодно, только не на эти колья, где мучаясь, умирали жуткой смертью Федор и Катерина. По кольям стекала их кровь, медленно перемешиваясь с дождевой водой и собираясь в лужицы. Фогель, Баум, Шульц, переводчик и обер-лейтенант отошли подальше к лесу. Солдаты и полицаи, как только заметили чёртову таратайку – тоже стали разбегаться куда подальше, оставив селян наедине с бедой и страхом. Они бежать совсем не могли на своих ватных ногах – одна только тётка Светлана припустила, как только поняла, что фашисты и полицаи перестали их охранять. А в следующую страшную секунду на площадь Ленина вступила чёртова таратайка – страшная машина, похожая гигантского стального паука, шагая своими когтистыми лапами, выворачивала плитку, расшвыривая её. Взмахнув передней лапою, она разбила стену нового сельсовета, вынеся огромный кусок, который рассыпался на отдельные кирпичи, захламляя площадь горами обломков. Люди попятились, крича, кто-то нашёл в себе силы бежать и побежал к деревне, чтобы укрыться в доме. Металлический паук остановился, жутко зашипев, врубив свои когти в остатки плитки, и из-за его кабины выдвинулись два блестящих излучателя, на острых кончиках которых яркими шариками собирался зловещий свет. Излучатели поднялись над кабиной, повернувшись друг к другу, а потом – всё вспыхнуло так, что невозможно стало смотреть. Белое зарево залило всё вокруг, с грохотом закружился пылающий вихрь, и люди в строю будто растворились в нём, мигом исчезнув, плитка, бюст Ленина, здание сельсовета – всё потекло, мгновенно расплавляясь, хаты тут же вспыхнули, как взорвались, потонув в адском огне. Партизаны в лесу едва не ослепли – они залегли лицами в землю, которая стремительно нагревалась, зажмурили веки, закрыв глаза ладонями, но этот свет проходил и сквозь ладони и сквозь веки и сквозь землю. По спинам, словно поджёг кто – прошёл нестерпимый жар, и верхушки деревьев над их головами занялись, несмотря на усиливающийся дождь. -Бежим! Бежим! – батька Василь заорал басом, сбивая панику, которая чуть было не захватила и не уничтожила весь отряд, и партизаны несмотря на протесты Грыця, побежали назад, за болота, к деревне Светлянка, возле которой стоял их лагерь. Лес горел, а дождь лил, как из ведра, с шипением затушивая огненные языки, и партизаны спаслись только чудом – Эрих Траурихлиген с удовольствием отметил, что одним залпом сжёг дотла всю деревушку, а земля под ногами его “брахмашираса” расплавилась, превратившись в стекло, и больше стрелять не стал, выводя машину из пламени к лесу. Корпус “брахмашираса” даже не нагрелся, и внутри кабины висела приятная прохлада – настолько прочным оказался сплав, из которого он был изготовлен. Струи дождя хлестали по чёрным оконцам, а Траурихлиген заставил машину скакать галопом, удаляясь от полыхающих Чижей. Земля была вся в рытвинах и кочках, но кофе в чашечке, которую Траурихлиген поставил на приборный щиток, даже рябью не покрылся – такой мягкой была подвеска этого жуткого чуда убийственной техники. Эрих Траурихлиген был преисполнен гордости за своё гениальное изобретение, с помощью которого всерьёз собрался сместить Гитлера, уничтожить Сталина, и сделаться в этом мире единственным фюрером.