Тест-драйв бессмертия

Голос молодой, срывающийся. Похоже, взявший его на мушку стрелок сам волнуется — будь здоров. А это открывает пространство для маневра. Еще бы Дикаря не трясло, как припадочного, от затянувшейся споровой голодовки, было бы вообще хорошо. Кваз осторожно, чтобы не спровоцировать неизвестного, сел, потом поднялся на ноги. Перед ним предстал совсем еще молодой пацан — дай бог, лет восемнадцати. Серые глаза, русые прямые волосы — ничего особо примечательного; таких на улицах в его прежней жизни можно было за минуту пару сотен встретить. Единственное, что его выделяло — узкое, резко очерченное лицо, которое, казалось, целиком состояло из острых углов и граней. Парень театрально хмурился, явно стараясь выглядеть суровым и опасным, но от взгляда Дикаря не укрылась выступившая от напряжения испарина на лбу и нервно прикушенная нижняя губа акселерата. Как, впрочем, не укрылась и довольно развитая мускулатура паренька и то, как сноровисто он держал свою укороченную под самую антабку двуствольную вертикалку. Так что волнение — волнением, а провоцировать его лишний раз не стоит. Необдуманные действия могут окончиться для ослабевшего кваза весьма печально. Плевать, что в смехотворном, по меркам Улья, оружии пацана, всего два патрона. С такой несерьезной дистанции дробовой сноп снесет ему черепушку с плеч с такой же гарантией, как и выстрел из крупнокалиберного пулемета. Поврежденные ребра с левой стороны, куда попал выстрел из дробовика ренегата, служили самой лучшей мотивацией не нарываться на проблемы с неизвестным пареньком.

— Автомат свой и не думай лапать.

Дикарь лишь пожал плечами в ответ.

— Он заклинил, так что толку от него сейчас немного.

— Все равно не тронь.

— Я и не собирался.

Паренек подозрительно уставился на кваза, которого снова начала колотить крупная дрожь, уже больше смахивавшая на занимающийся эпилептический припадок.

— Чего это тебя так колбасит?

Дикарь, выбивая зубами чечетку и стараясь не отхватить себе кончик языка, ответил:

— Я уже сутки без живчика. З-з-засыхаю. Не поделишься глотком? Или, может, водка есть — можно развести. А то мне край.

Пацан с дробовиком, который он, к слову, не спешил опускать, подумал недолго, после чего сделал жест доброй воли — отцепил с пояса флягу и, удерживая оружие одной рукой, швырнул сосуд с живительным напитком под ноги кваза.

— Хлебни, но сильно не жадничай. У самого живец последний.

Дикарь наклонился, перебарывая предательское желание наброситься на вожделенную флягу голодным зверем, трясущимися руками открутил крышку на цепочке и присосался к самому важному напитку в жизни каждого иммунного, от спешки колотя алюминиевым горлышком о передние зубы. Споровый раствор раскаленным свинцом прошелся по пересохшей глотке, а потом его с головой накрыла волна блаженства. Ощущение было такое, словно жидкость мгновенно всосалась в каждую клетку иссохшего организма. Проклятая дрожь ушла из конечностей, словно ее и не бывало; стальной обруч, сжимавший виски мертвой хваткой, наконец, ослаб — окружающий мир заиграл свежими красками. В изможденное, умирающее тело, словно заново вдохнули жизнь. Набрав ставший вдруг таким вкусным и ароматным воздух полной грудью, он еще раз хорошенько приложился к фляге, не без сожалений завинтил ее и перебросил обратно мутному пареньку. Тот неожиданно ловко словил емкость прямо в воздухе, поболтал, проверяя остатки живчика, скривил недовольно лицо.

— Ну ты и тип. Просил же не жадничать.

Дикарь лишь пожал плечами в ответ.

— Извиняй, не смог удержаться. Накрыло так, что хоть на стенку ползи.

— Ладно, фигня. По себе знаю, что такое сутки без живца. Врагу не пожелаешь.

— Могу поделиться, если бедствуешь. Не против? — Дикарь качнул головой в сторону давно затихшего лотерейщика, обвисшего на плуге, осторожно, чтобы не спровоцировать стрелка, снял тощий рюкзак и вынул из клапана складной нож.

Парень нерешительно кивнул, явно посчитав за лучший вариант не тормозить кваза, который был на две головы выше его. После того, как Дикарь хлебнул живца и снова почувствовал себя относительно полноценной личностью — выпрямился, расправил плечи и поднял голову, неизвестный оценил его габариты, что явно заставило его почувствовать себя несколько неуютно. Кваз лишь усмехнулся про себя — все-таки люди как были прямоходящими обезьянами, так и остались ими. Рефлекс «бойся того, кто больше и сильнее» не смогли вытравить из людей ни десятки тысяч лет эволюции, ни даже сам Улей со всеми своими модификациями тел иммунных.

— Давай, только без глупостей!