Спаситель отпросился со смены и стал ухаживать. Первым делом он сбегал к завхозу и принёс пару досок, положил их поверх коечной сетки, чтобы было ровно, сверху бросил матрац и постелил простыню. Потом перенёс туда девушку, взбил ей подушки и укрыл одеялом. Затем он убежал на улицу, а вернулся с пятью литрами пива, больничной уткой для Ларисы и вяленым лещом. Потом в три приёма притащил снизу свой магнитофон с колонками и расставил аппаратуру.
И только после всех этих приготовлений они с Ларисой чокнулись полными пивом эмалированными кружками.
– За тебя, Серёженька! – потупившись, сказала Лариса.
– За нас, милая! – восхищённо глядя на неё абсолютно влюблёнными глазами, прошептал Смычков.
Они выпили, и Смычков, наклонившись над кроватью, нежно поцеловал её в губы. Поцелуй затянулся надолго и мог быть ещё дольше, но у Ларисы пошла пивная отрыжка, и она деликатно отвернулась.
– Не хочешь целоваться? – огорчился он.
– Да рыгнула я, – улыбнувшись, ответила она.
– Я тебя люблю.
Она хотела ответить «я знаю», но, оговорившись, произнесла «я тоже». Поправляться не стала.
Они пили пиво три дня и три ночи, и первые сутки немало пошатался по коридору с полной уткой пьяный Смычков, однажды даже расплескал, не дойдя до туалета. Это была чистая и целомудренная любовь девушки и её спасителя.
И даже когда уже Лариса поднялась с постели, их любовь ещё почти неделю оставалась столь же целомудренной, потому что одно дело – с постели, а другое – под возлюбленного. Впрочем, зачем же скромничать? Не под возлюбленного, а под жениха, потому что через полгода они поженились.
И я был на этой свадьбе, и пиво пил, и, бывши дружкою, уже надоумил Смычкова, что ему следует делать с новобрачною. И даже, сказать по правде, будучи к концу вечера слишком навеселе, просил обоих молодожёнов, чтобы они разрешили мне самому показать жениху, как это делается. Уж так хороша была невеста в свадебном наряде! Молодожёны посмеялись, но не разрешили, и я долго в одиночестве плакал, пока не уснул.
Лариса, правда, так и не стала выдающимся микробиологом, но зато жили они долго и счастливо – и сейчас живут, чего и нам с тобой желаю.
Дмитрий Бирман
Путешествие
Я увидел их на пляже Нового Афона, когда одна успокаивала другую, горько рыдавшую.
Нет, не так.
…Моя щепетильная и болезненно порядочная мама умудрилась получить для меня в профкоме поликлиники, где она проработала без малого двадцать лет, туристическую путёвку.
Она вручила её мне, только что прибывшему с трехмесячных военных сборов (которые проходили после окончания вуза, получения диплома и заменяли двухгодичную армейскую повинность) с гордо поднятой головой:
– Вот, сынок, поедешь на неделю в Новый Афон, а потом по Грузии и Армении, ещё одна неделя!
– Здорово, мам, – сказал я, – спасибо, но мы с ребятами в Сочи хотели смотаться. Нам же стипендию за три месяца выдали!
– Почему всё всегда наперекор матери! – Она отвернулась и поджала губы. Когда я увидел слёзы на её глазах, то обнял и сказал:
– Ну конечно, ма, конечно, поеду! Ведь эта путёвка – прекрасная возможность посмотреть нашу огромную Родину (для тех, кто не помнит, Грузия и Армения тогда входили в состав СССР).
Мама расцвела, а я с грустью подумал о двух неделях тоскливых экскурсий в компании пожилых и толстых дядек и тётек.
Начало октября в Новом Афоне оказалось сказочным. Я каждый день ходил загорать и купаться, демонстрируя (подтянутое за три месяца сборов) тело молодого мужчины, ждущего сексуальных наслаждений.
В последний день пребывания в раю я увидел их.
Одна успокаивала другую, горько рыдавшую.
Конечно, я не мог пройти мимо. Включив всё своё обаяние и навыки, полученные в студенческом театре эстрадных миниатюр, мне удалось узнать, что же произошло.
Девушка Света (брюнетка) рассказала мне, прерываемая рыданиями девушки Лены (блондинка), что короткая любовь последней с юношей по имени Адгур закончилась его исчезновением. Вместе с золотой цепочкой и колечком, на которые Лена копила больше года.
Выяснилось, что девчонки из Комсомольска-на-Амуре, где работают продавщицами, и, кстати, тоже получили путёвки в своём профкоме, у них такой же, как и у меня, маршрут.
Адгур отдыхает в местном санатории, причём Лена при расставании сказала ему, что уезжает сегодня утром, хотя на самом деле уедут они только вечером.
– А зачем? – спросил я, предполагая некий тайный смысл.
– Да ну его, дурак и скотина! – Лена вытирала слёзы тыльной стороной ладони.
– Логично! – сказал я и добавил после небольшой паузы: – Ладно, в каком номере живет твой кумир?
– В триста двадцатом, – ответила Лена, – и не кумир он, а сволочь последняя!
– Только его нет целый день, – Света тяжело вздохнула, – а нам вечером уезжать!
– А мне завтра утром, – ответно вздохнул я, – но мы попробуем сегодня разобраться!
Я ушёл от них уверенной походкой Жан-Поля Бельмондо, блиставшего тогда на киноэкранах нашей страны.
– Мы в номере двести восемь, – крикнула Света мне вслед.
Не оборачиваясь, я помахал им рукой.
Был ли у меня план? Ха! Конечно!