Тест на измену (СИ)

Я нервничаю еще больше, чем до того, как сообщила Паше о беременности. Даже закрадывается мысль, что не надо ему сообщать. Правда, он все равно бы узнал о моей беременности, так как наши семьи дружат, но можно было бы соврать, что это ребенок Ромы. Меня мучают вопросы: что дальше? он теперь хочет со мной быть? или это просто забота? Я не хочу, чтобы Паша был со мной только из-за ребенка. Это унизительно. Я хочу, чтобы Паша сам хотел быть со мной.

— Если что-то надо будет, звони, — говорит, стоя у выхода из палаты.

— Слушай, Паш, — переминаюсь с ноги на ногу. — Моя беременность ни к чему тебя не обязывает. Ты ничего не должен ни мне, ни ребенку. Правда. Я не хочу, чтобы ты думал, будто я таким образом привязываю тебя к себе.

— Я похож на человека, которого можно насильно к себе привязать? — выгибает бровь.

— Нет-нет, — тороплюсь опровергнуть. — Просто… В общем, ты не должен быть со мной только из-за ребенка, — наконец, произношу наболевшее. Тяжело было озвучить это вслух.

— Я разве сказал, что я снова с тобой? Мне казалось, мы прояснили это в прошлый раз, и тема закрыта.

Осекаюсь.

— Арин, ты беременна моим ребенком, поэтому я буду принимать участие во всем, что касается ребенка. Но повторю: я не хочу с тобой быть.

Сказал — как отрезал. Возникает пауза, я чувствую, как острые, словно нож, слова Паши больно вонзаются в грудь. У меня начинают дрожать руки и верхняя губа. Конечно, Паша это видит. И вообще, он все читает по моему лицу. Но ни на секунду не смягчается. Кажется, наоборот, за эти полдня вместе он стал еще грубее, жёстче, строже и циничнее. Хотя куда уж больше.

— Мы же не в девятнадцатом веке живем, чтобы я был обязан на тебе жениться, — добивает меня напоследок.

На глаза выступают слезы. Нет, я, конечно, не ожидала, что Паша моментально бросится мне в ноги. И я, кончено, не хотела привязывать его к себе ребенком. Но…

Почему он так груб со мной?

— Ты вообще ничем мне не обязан, — произношу с дрожью, изо всех сил стараясь не расплакаться. — И принимать участие в жизни ребенка тоже не обязан.

— Не обязан, но буду, потому что это мой ребенок.

Мне снова становится плохо, приваливаюсь спиной к стене. Гормоны, зараза, дают о себе знать. Слезы так и подкатывают к глазам, а еще в груди разгорается агрессия. Так уже было во время двух предыдущих беременностей. Я испытывала просто неконтролируемое чувство злости, срывалась на Рому. В интернете читала, что во втором триместре злость сменяется чувством счастья, вырабатывается какой-то там гормон, который делает беременных добрыми и пушистыми. Но до второго триместра я не дотянула, так что не знаю, правда ли это.

А вот агрессию, накатывающую волнами, я хорошо помню. И сейчас испытываю то же самое.

— Кстати, а почему ты поверил мне на слово? — зло выпаливаю. — Вдруг я тебя обманула и беременна от мужа?

Снисходительно смеется.

— Я читаю тебя как открытую книгу. Забыла? И я прекрасно знаю, как ты себя ведёшь, когда врешь. Мне даже анализ ДНК не надо делать, я знаю, что ты беременна от меня.

— Да пошел ты! — срываюсь на крик.

— Да, я пошел, мне пора. Если что-то потребуется, звони.

На этом Паша равнодушно выходит из палаты, оставляя меня глотать слезы обиды.

Глава 47. Забота

Утром медсестра приносит мне большую вазу с цветами. Нежно-розовые пионы благоухают на всю палату, поднимая настроение. В цветах нет записки, но я знаю, что они от Паши. Только он дарил мне пионы.

Не очень понимаю, зачем Севастьянов прислал мне букет. Прочитал в интернете, что беременную девушку нужно радовать, а не расстраивать?

Если отбросить эмоции и гормоны, то у меня нет поводов обижаться на Пашу за его слова. Во-первых, он не сказал ничего нового. Паша еще до беременности объявил, что не хочет со мной быть, хоть и любит до сих пор. Почему после объявления о будущем ребёнке его мнение должно было измениться?

Во-вторых, вчера Паша, безусловно, был в шоке. Не только он читает меня как открытую книгу, я тоже кое-что о нем помню. Когда я сказала Паше о беременности, у него был точно такой же вид, как и семь лет назад, когда я призналась в измене. Ну, то есть, абсолютно растерянный и шоковый.

В-третьих, Паша сам по себе строг, холоден и прямолинеен. Со всеми людьми. У него нет опыта общения с беременными, он вряд ли знает о бушующих гормонах и необходимости создавать благоприятную обстановку.

Расстроила ли меня прямолинейность Паши? Да. Обижаюсь ли я на него из-за этого? Нет.

Сейчас мне нужно думать о ребёнке, а не лелеять уязвлённое самолюбие. На самом деле глупо с моей стороны надеяться на воссоединение с Пашей после предательства и измены. Это так же глупо, как если бы Рома надеялся на воссоединение со мной.

Новость о моей беременности разлетается быстро. Уже в одиннадцать часов мне звонит сестра Паши. Марина взволновала, растеряна, удивлена.

— Вы с Пашей снова вместе? — изумляется.

— Нет, мы не вместе. Я просто от него беременна.

— Но как…?

— Тебе рассказать, как делаются дети? — отшучиваюсь.

— Боже мой, Арина, я не могу поверить!

— Я тоже.

— Мы думали, у Паши никогда не будет ребенка!

А вот тут я настораживаюсь.