Тест на выживание

– Я не смогу, – буквально выкрикнул я, вспоминая о боли, которая терзала меня при каждом движении.

– Лезь или тебе конец! – в сердцах рявкнул милиционер. Потом он замолчал. Очевидно, последующие несколько секунд Нестеров сражался с нахлынувшим гневом. Поборов его, майор стал взывать к моему рассудку: – Тут всего пару метров. Узко, вдвоем не пролезть. А если ты доберешься хотя бы до середины, я тебя потом вытащу. Выбирай, всего метр ползком или смерть на костре.

Не надо было быть особо прозорливым, чтобы угадать мой выбор. Сцепил зубы, застонал, оттолкнулся и провалился в черный водоворот, коктейль из темноты, страха и боли.

Полз я очень медленно. И вряд ли это называлось «ползти». Скорее пропихиваться, вдавливаться, ввинчиваться в отверстие диаметром практически равное ширине моих плеч. Иногда я даже забывал о боли. Ее затмевали накатывающие волны жуткой клаустрофобии, страх, что застряну здесь навсегда, сдохну от оттека и удушья. На какое-то мгновение это показалось даже страшнее, чем костер, страшнее всего на свете. Паника ворвалась в мой мозг, холодный озноб пробил мое тело. Я задергался, забился, как пойманная в сеть рыба.

– Григорич, давай руку!

Этот негромкий возглас, этот зов подействовал как лошадиная доза транквилизатора, влитая прямо в вену. От него по телу начало растекаться спасительные тепло и покой. Как все же замечательно, что я не один, что рядом он – настоящий человек.

Я подал вперед руки, стараясь вытянуться, стать прямым и гладким поршнем, ползущим внутри цилиндра. Нестерову так будет легче тянуть, а от моих убогих телодвижений все равно толку мало.

Милиционер сразу же нащупал мои ладони и цепко в них вцепился. Надо же, можно подумать, он видит в темноте. Я с белой завистью позавидовал этой его способности, вернее, всему его физическому состоянию. Мне бы сейчас хоть половину этой энергии. Все было бы намного проще.

Но как выяснилось, чтобы завершить эту фазу нашего побега, хватило и сил одного майора. Он выдернул меня как пробку из бутылки, и не просто выдернул, но еще и выволок из ямы. По всему было видно, что Нестерову эти упражнения дались невероятным трудом. Годы то не те. Он тяжело дышал, даже не дышал, а хрипел, давился воздухом. Его мотыляло из стороны в сторону, и, даже стоя на четвереньках, милиционер все время рисковал упасть, завалиться на бок, словно загнанная лошадь.

Однако майор не остался подле меня. Собрав свои последние силы, он вновь пополз в яму.

– Куда…? – простонал я.

– Сейчас… Надо… – прошептал он в ответ.

Ни живой, ни мертвый, я лежа на краю ямы и наблюдал как Нестеров шарит внизу. Ищет что ли что-то? Точно ищет. Я понял это, когда заметил в руках у милиционера кусок какой-то веревки. Приглядевшись, я увидел, что это черный шнур уходит вглубь подкопа. Видать я прополз по нему, да так и не заметил. Да и не мудрено. Я тогда вообще ничего не видел и почти ничего не понимал.

Майор намотал конец веревки себе на ладонь, уперся ногами в края ямы, аккурат рядом с туннелем, из которого мы только что вылезли, и начал тянуть. Медленно, очень медленно и осторожно. Было не понятно то ли это из-за тяжести груза, прицепленного на другом конце, то ли данная операция требовала плавного поступательного движения. После нескольких секунд наблюдения я пришел к выводу, что, скорее всего, и то и другое.

По мере сматывания веревки тянуть ее становилось все легче и легче. Наконец настал такой момент, когда Нестеров перестал напрягаться и легко рывками стал выбирать свою прямо таки рыболовную снасть. Последний рывок, и он высмыкнул долгожданный улов из черной проруби. Им оказался пыльный, облепленный комьями прилипшей земли милицейский китель.

– Вот, одежонку тебе раздобыл. – Нестеров поднял на меня изможденный взгляд. – Не побрезгуй, Григорич.

– Что это? – пролепетал я, тупо глядя на кусок грязной серой ткани.

– Это… – майор зажал в руке свой китель, кряхтя, выбрался из ямы и уселся рядом со мной. – Это старый зэковский трюк. Затычка называется. Если урки бегут через подкоп и хотят, чтобы за ними туда никто не сунулся, то устраивают эту самую затычку, засыпают, значит, проход у себя за спиной. А делается это просто. Прежде, чем выбирать землю, стелют какую-нибудь тряпку, лучше всего попрочнее, одеяло допустим. К одному краю привязываю веревку. Шнурки подойдут, если толстые.

Тут я покосился на свои ноги, и увидел, что на мне лишь один ботинок, и тот без шнурка, только на ремешок застегнут.

– Ага, он самый, – Нестеров заметил мой взгляд и утвердительно кивнул. Затем он поглядел на мою вторую босую ногу и поспешил реабилитироваться: – Не моя это вина. Когда тебя ко мне закинули, у тебя только один ботинок был.

– Угу, – я равнодушно кивнул.

Мне и вправду было все равно. Какие уж тут придирки. Сейчас я был несказанно счастлив, что рядом есть живой человек, что я вижу его, слышу успокаивающий, вселяющий уверенность голос.

– А дальше? – я задал вопрос, именно повинуясь желанию слышать человеческую речь. – Что дальше с затычкой то?