Тест Тьюринга

– Значит, вот такая у меня история жизни, Свет… А я еще спросить хочу, пока не забыл. Почему-то я не сильно спрашивал об этом ни у кого из тех, с кем говорил раньше… даже не знаю, почему… просто в голову не приходило подробности выяснять. Вас тогда спрошу… Как вы оказались в этой комнате?.. Ну, я имею в виду, в которой сейчас находитесь.

– Я поняла… Кстати, хороший вопрос! – Она внимательно посмотрела на меня, словно в первый раз увидела. – Мне он тоже в голову не приходил отчего-то. А как вы там оказались?

– Я первый спросил!

Светлана улыбнулась моей детской фразе. И даже, наверное, не столько самой фразе, сколько контрасту этой детской фразы с моей суровой упрямой физиономией. Улыбнулась, потом задумалась, и легкая улыбка медленно начала таять от тепла задумчивости. И только когда от нее практически ничего не осталось, Светлана ответила:

– Знакомая пригласила. Сказала, что проводятся исследования. Можно заработать в свободное время. Почему же не заработать?

– Это понятно. Это я знаю. А цель исследований? – я спросил спокойно, без нажима и посмотрел ей прямо в глаза.

Мне показалось, моя собеседница чуть смутилась:

– Цель – просто говорить с людьми через экран.

– О чем? Зачем? Как вам объяснили?

– Ни о чем. О жизни. Чтобы в процессе разговора отличать настоящих людей от компьютерных симуляций… А теперь вы скажите!

Я был не уверен, что виртуальным собеседникам можно это говорить, но Фридман никаких инструкций по данному поводу мне не оставил. И потому я ответил, как есть:

– Примерно та же история… Ну, и кто я, по-вашему, – человек или симуляция?

– Человек, конечно, – Светлана вздохнула. – Да мне вообще одни люди почему-то попадаются. Нас, наверное, обманули.

– Возможно. Так бывает в психологических экспериментах. Но мы же не пострадали от этого обмана, правда?

– Даже заработали, – уголком рта улыбнулась седая Света.

Я яростно почесал нос. Это что же у нас получается? В обоих мирах все почти зеркально относительно этого экрана! Только у них там, в виртуальном мире, первый этап эксперимента проходит – когда им еще не сказали, что они беседуют с симуляциями, а втюхали, что должны отличить человека от симуляции. Нарушен принцип суперсимметрии! Кстати, а почему симметрия нарушена? Мне-то ведь прямо было сказано, что там одни сплошные симулякры? Почему же я на втором этапе, а моя виртуальная собеседница – на первом? Или таков дизайн эксперимента? Или просто случайность? Или даже не случайность, а вообще пустяшное ничто, по поводу которого Фридман просто пожмет плечами?

Я, кстати, могу спросить сейчас это у Фридмана, когда мне его выведут на экран. Если он вообще в курсе ситуации! Это ведь запросто может быть вне сферы его компетентности. Это вполне может быть работой шлюза, который сопрягает миры.

И почему меня, собственно говоря, удивила такая несимметричность? А если бы была полная симметричность – разве не стоило бы ей удивляться больше? Отчего я вообще такой подозрительный к мелочам? Может, это моя профессиональная деформация личности уже звоночки подает? Кого и в чем я здесь подозреваю?

– А я? – сбила поток моих мыслей за минуту перед нашим расставанием Светлана. – Я для вас человек или симулянт?

– Человек, – улыбнулся я. – Симулянтов я не люблю. И всю жизнь не любил. И здесь мне их тоже не попадалось. Я всем понаставил человеческих галочек.

– А вы их на бумажке разве ставите? – удивилась Светлана.

– Да, – я показал ей ручку и бланк с двумя клетками. Помахал бумажкой перед камерой.

– Странно, – удивилась она. – А мы после завершения разговора на экране отмечаем.

– Ну и хорошо…

Надо же, и здесь почему-то несимметричность? Интересно, это что-то значит?

Мы еще несколько секунд помолчали, после чего я завершающе хлопнул руками по коленям.

– Ну, раз главный вопрос решен, и мы друг друга очеловечили, давайте прощаться, Света. Мне очень приятно было с вами говорить, правда.

– Мне тоже, – она кивнула. – Может быть, еще встретимся в жизни. Раз вы человек.

«Это вряд ли», – подумал я, а вслух сказал:

– Конечно! Буду рад, если это случится. Посидим в кафе.

И на этом расстались, отбившись кнопками друг от друга, причем я, как джентльмен, позволил ей сделать это первой.

Вспомнив сейчас в подробностях столь умиротворяющее окончание нашего разговора, я некоторое время сидел, словно бы погруженный в вату, и вот именно в тот момент почувствовал между лопатками мурашки, а затылок мне заскребли тонкие ледяные коготки грядущего прозрения. Но догадаться ни о чем я не успел. Бздынькнул динамик, развернулся от центра зеленый экран, и я увидел обещанного шлюзом «руководителя проекта».

Только это был не Фридман.

Это был совершенно другой человек – весьма далекий по облику от Фридмана. С Фридманом его роднили только небольшие залысины, наличие очков и умный взгляд. Ни бороды, ни усов на его лице не наблюдалось. А волосы были не черные, а рыжие. Он сидел в огромном зале, а за его спиной где-то на дальнем плане, за стеклянной стенкой ходили люди в белых халатах.

Человек внимательно посмотрел на меня:

– Так вот вы какой! Таким вас, значит, отрисовало…