Тестировщик миров

Глаз у него острый. Наверное, такой же профессионал, как и я. Пауза затягивалась. Взгляд охранника становился все тяжелее и тяжелее. Чем-то мы были для него неясны… Чем?

Я поглядел на Зунду. Черт! Точно! На лице товарища читалось такое здоровье, что никаким роялем не придавишь. Здоровый румянец делал нас больше похожими на артель грузчиков, чем на квинтет музыкантов.

– Документы, – сухо потребовал привратник.

Вот это я одобрил. Мало ли как человек выглядит, может быть, он от рождения такой – главное, какие у него документы. А с этим у нас все было в порядке. Имелся даже пропуск, подписанный директором филармонии, и все печати стояли на своих местах, и секретные значки тоже.

– Инструменты…

Я открыл футляр. Заходящее солнце заблестело на лакированной поверхности виолончели. Бдительный швейцар протянул руку. Я позволил ему коснуться лакированного дерева, но тут же взволнованно предупредил:

– Осторожнее, пожалуйста. Это все-таки третий век до нашей эры…

Швейцар смерил нас взглядом, снова просмотрел бумагу, потом все же махнул рукой:

– Ну-ну, до нашей эры! Проходите. Вам в Синий зал, шутники…

– Это где?

– Вам покажут. Там найдется кому.

…Пока операция проходила без осложнений. Двадцать минут назад товарищи перехватили машину консерватории с настоящими музыкантами. Те оказались людьми здравомыслящими и согласились добром посидеть несколько часов под арестом. Благодаря этому мы смогли проникнуть в «Корчму» для завершения операции.

Синий зал почему-то оказался не синим, а фиолетовым. Он был темнее других залов, мимо которых нас провели. Может быть, оттого, что был больше остальных, а может быть, потому, что освещали его только три маленьких светильника, да и светили они больше на сцену, чем в зал. Из-за этого от дверных портьер до рояля зал наполнял лиловый полумрак, в котором терялись очертания наполнявших его изысканных предметов.

На этом фоне костюмы XVI века, которые нам достались от настоящих музыкантов, выглядели очень уместно. В них чувствовался шарм, благородный дух времени, напоминавший о Великом Прошлом и протягивающий от него мостик в Офигенное Настоящее.

Резные столики, ажурные стулья и гобелены, развешанные по стенам, создавали ощущение торжественной значительности происходящего и причастности каждого из присутствующих к тому самому Великому Прошлому.

Несколько минут мы простояли неподвижно, потом с улицы донесся автомобильный гудок, и очарование минуты рассеялось.

– Чего стоим? – спросил Зунда. – Ноты доставайте…

Показывая пример, он первым начал распаковывать свой баул. Сверху лежала волынка, а под ней аккуратно разместились автомат и несколько мин самого разнообразного предназначения.

Я сам, загородившись роялем, начал распаковывать виолончель.

Инструмент здорово смотрелся в футляре. Там он выглядел как надо – хоть сейчас бери и играй, однако это, как и многое в жизни, только казалось. Задней стенки у инструмента не имелось. То, что называлось виолончелью, как кожухом закрывало два автомата и мешок с разной полезной мелочью: гранаты, патроны, взрывчатка…

Не прошло и нескольких минут, как мы услышали стук множества подкованных сапог – во дворе разгружалась охрана. Президент, по традиции, один в гости не хаживал.

– Приготовились…

Кастуро пододвинул ногой стул и сел к роялю. Зебб устроился у него за спиной с каким-то бубном.

Шум на дворе стал более явственным и уже катился по коридору. В нем слышался и топот ног, и звуки разговоров, и смех. Все это накатывалось на Синий зал.

Кастуро тронул пальцем клавишу инструмента. Тот отозвался восхитительно чистым ля второй октавы. Глядя на него, Зунда тоже начал перебирать пальцами трубочки волынки, но с таким расчетом, чтобы она, упаси бог, не зазвучала. Я видел это все боковым зрением, сосредоточив внимание на входе в зал.

Первыми в зал вошли два офицера. Они встали по обе стороны двери – руки на кобурах, ноги на ширине плеч. Следом вошли еще трое. И не спеша направились к сцене. Зал был невелик. Дверной проем и сцену разделяло не более сорока шагов. На лицах у тех троих пребывала маска сосредоточенности, и шли они явно не на кухню, а к нам.

Обыск. Что за дурацкий порядок?

Теперь становилось понятно, почему их так легко пропустили в зал. Зорбич глянул на меня, ожидая знака. Нам оставалось одно – перестрелять этих пятерых и взять инициативу в свои руки, однако судьба распорядилась иначе…

– Президент Ригондо, – провозгласил кто-то из темноты.

Я вздрогнул. Ну как так? Где он там? Ничего же не видно, а сейчас эти с обыском подойдут… Что делать-то?

Решение нашлось!

– Гимн давай, – сказал я вполголоса. – Давай же, черт тебя…

Кастуро ударил по клавишам и заиграл государственный гимн. Офицеры на подходе остановились, поднеся руки к козырькам фуражек. В дверях слабо заблестела позолота мундира. Зорбич поднял виолончель. Уловив его движение, Кастуро левой рукой взял аккорд – басы загудели по залу, а правой ухватился за пистолет. Заглушая затихающий звук, я проклепал тишину Синего зала автоматной очередью. Тут же ударили автоматы Зорбича и Зебба.