Тет-а-тет. Беседы с европейскими писателями

Я бы так не сказал. Следы лежат под поверхностью, следы сохраняются в духе тех мест, о которых я уже говорил. Следы города не всегда воплощаются в обломках камня или древних храмах — они воплощаются в характере местности, где в прошлом происходила определенная деятельность. Например люди до сих пор испытывают сильное возбуждение, оказываясь в лондонском Сити, в местах, где что-то сохранилось от прошлого — будь то воспоминание, или инстинкт, или интуитивное восприятие всех тех событий, что некогда разворачивались на этих улочках. Так что дело в сопереживании, а не в наблюдении; в интуиции, а не в непосредственном знании. Прежде чем понять то или иное место, его необходимо почувствовать.

Кто лучше всех писал о Лондоне?

Все мои любимые авторы, по-моему, писали о Лондоне гораздо лучше, чем это когда-либо удавалось мне. Полагаю, главными лондонскими фигурами можно считать Уильяма Блэйка и Чарльза Диккенса. И тот и другой создали свой символический мир из лондонских улиц; и тот и другой сотворили вселенную из переулков города. Этим двум художникам мы обязаны возникновением мифологии Лондона. Я называю их ясновидящими кокни — это лучше всего отражает их сущность в моем понимании. Правда, данная литературная традиция малоизвестна, не признана учеными, которым подобные мысли чужды. Однако существует, на мой взгляд, прямая преемственность, возможно даже восходящая к самому Чосеру. В рамках этой философии Лондон — центр вселенной не только в символическом смысле, но также и в магическом.

Как отделить реальность от мифологии?

Отделить историческую реальность города от мифологической очень трудно, потому что во множестве важнейших мест они сливаются воедино. В ранней истории города реальность переплетается с мифами и легендами, и отобрать из этого так называемые точные факты невозможно — все окутано дымкой легенды. Полагаю, так же дело обстоит и с литературой. Когда я пишу о Лондоне — роман или биографию, — связанный с этим процесс почти всегда один и тот же: там же развивается повествование, так же течет жизнь. Одним словом, в собственных произведениях мне весьма трудно провести грань между Лондоном воображаемым, который является плодом моего творчества, и Лондоном историческим, который тоже можно считать плодом моего творчества. Тем самым для меня в действительности не существует разрыва между воплощением историческим и воплощением мысленным — я полагаю, что это, по сути, одно и то же.

Дом доктора Ди реален?

Дома доктора Ди в реальной жизни не существовало — я это учреждение выдумал, как выдумал и сам дом, такого места на свете нет. Хотя не исключено, что теперь он существует.

Где в Лондоне подают хороший чай?

Лучший чай? Я, кажется, никогда не слышал о таком. Наверное, в «Савое», но «Савой» сейчас закрыт на ремонт. Не знаю… Как ни стыдно в этом сознаваться, но я понятия не имею, где подают лучший чай. (Смеется.) Я никуда не хожу пить чай — я сам себе его делаю.

А где можно выпить?

Ответа на этот вопрос я тоже не знаю, поскольку не являюсь завсегдатаем питейных заведений нынешнего Лондона. Моя лондонская жизнь разворачивается в голове, ни с какой деятельностью она не связана. Мне хорошо знакомы лишь те места, куда я неоднократно возвращался в своих книгах.

Долго ли вы писали биографию Лондона?

Написание биографии Лондона заняло, если не ошибаюсь, около двух лет; помимо того, пару лет в промежутках я собирал материал. Эта работа стала частью масштабного предприятия, куда вошла также большая книга о Темзе, а теперь войдет еще и шеститомная истории Англии. Так что Лондон положил начало гораздо более сильному, более широкому интересу к источникам, формам и внешним проявлениям истории. Когда я впервые взялся писать о Лондоне, мне открылось, как много о нем неизвестно и как много можно узнать путем простого сопоставления закономерностей. Прежде никто не пытался исследовать историю различных районов в подобном ключе. Начав этим заниматься, я понял, что Лондон — место куда более загадочное и сложное, чем я когда-либо себе представлял. Он на самом деле приобрел в моих глазах свойства, не поддающиеся рациональному объяснению, — дело тут в его глубоко нетривиальной природе.

Почему вы наделили сакральным смыслом церкви Хоксмура?