Тэтчер: неизвестная Мэгги

Приобретя все необходимое, он приступает к осуществлению задуманного. 6 марта Манн встречается в Зимбабве с Мото и двумя его ближайшими помощниками, специально прилетевшими из своего убежища на Канарских островах. Затем все вместе они перелетают в столицу Мали, город Бамако. После чего Саймон отправляется в международный аэропорт Зимбабве – Хараре.

Тем временем на купленном за деньги Тэтчера «боинге» в Хараре приземляются основные силы заговорщиков, состоявшие из 64 наемников. Здесь они должны были встретиться с Манном, загрузиться всем необходимым и отправиться в Экваториальную Гвинею. Стейл остался с Мото в Бамако и продолжил следить за развитием операции по SMS-сообщениям, приходившим на его сотовый телефон:

«Саймон Манн пропал. Я не знаю, что делать!»

Поступило первое сообщение от брата Стейла, пилота злополучного «боинга». Спустя четыре часа пришло второе электронное письмо:

«Нас арестовывают».

Все было кончено. Манн и его люди были схвачены в Хараре. Операция провалилась. [331]

В экстренном порядке Мото вернулся обратно на Канарские острова, где его тут же арестовали и передали иммиграционным властям. Обо всех подробностях Стейл узнал на следующий день из Интернета.

А что же с Тэтчером?

– Пишут ли газеты что-нибудь о «травяной крыше»? – осведомился он у своего старшего брата, находившегося в этот момент в Йоханнесбурге.

– Кто такой этот «травяная крыша»?

– Марк Тэтчер.

– Нет, ничего нет.

– Но он по-прежнему должен мне 225 тысяч долларов, – не к месту вспомнил Крауз. [332]

Стейл считал, что Марку лучше всего больше не появляться в Южной Африке, однако тот пренебрег его советом, и хорошо известно, чем все это закончилось. Тэтчеру грозило тюремное заключение сроком на десять лет. Теперь его мог спасти только один человек.

В момент ареста сына Маргарет мирно спала в номере своего отеля в Вирджинии (США), где она отдыхала на импровизированных каникулах. Услышав все новости по телефону от одного из своих доверенных лиц, она тут же согласилась выплатить необходимые 167 тысяч фунтов в качестве залога и на следующий день вылетела в Лондон. Окруженная пятью внушительного вида телохранителями, Маргарет отказалась давать какие-либо комментарии, быстро проследовав в свой дом на Честер-сквер. Весь последующий день она провела в телефонных разговорах со своим сыном, пытливо расспрашивая его о том, что же на самом деле произошло.

– Я чувствую себя трупом, который спускается вниз по реке Колорадо и ничего не может с собой поделать, – признался Тэтчер. [333]

Марк не лукавил: теперь он был бессилен. От тюремного заключения его могло спасти только влияние Маргарет. Тут же были приглашены доверенные адвокаты, сделаны необходимые звонки, задействованы старые связи.

В ходе судебного разбирательства Марк признал себя виновным в нарушении закона о борьбе с наемничеством и «непреднамеренной» [334]помощи заговорщикам для организации государственного переворота в Экваториальной Гвинее. В англосаксонском праве подобное «непреднамеренное» участие трактуется как dolus eventualis, или «преступное безразличие». Другими словами, Тэтчер предполагал, что приобретенный на его деньги самолет может быть использован в криминальных целях, но тем не менее отказался предпринять какие-либо действия, препятствующие совершению преступления.

В результате активной помощи своей матери Марк отделался штрафом в размере 3 миллионов рандов [335]и тюремным заключением на четыре года с отсрочкой исполнения на пять лет. Ему был возвращен паспорт, после чего он тут же покинул пределы ЮАР.

Глава 5. Ломая стереотипы

Thatcher – milk snatcher

[336]

Если в освобождении Марка Тэтчера вряд ли кто-то сомневался, то история успеха его матери уже давно не дает покоя историкам и исследователям ее жизни. Как из простого парламентария, не имеющего ни нужных связей, ни крупной поддержки со стороны финансовых кругов, Маргарет удалось сначала возглавить консервативную партию, а уже затем стать первой женщиной премьер-министром в истории Соединенного Королевства?

К 1959 году, когда Тэтчер была избрана членом парламента, Великобритания вступила в один из сложнейший периодов своей истории. На капитанском мостике, гордо вскинув голову, стоял премьер-министр Гарольд Макмиллан, всем своим видом и викторианскими манерами олицетворявший начало периода декаданса. Он был одним из последних уцелевших солдат «старой гвардии» и больше походил на покосившийся дилижанс, случайно попавший на выставку современных достижений технической мысли. Во время своего первого публичного выступления Гарольд со столь характерной для аристократов манерой растягивать слова произнес:

– Британия была, есть и будет великой державой, при том, конечно, условии, что мы сплотим наши ряды и как следует возьмемся за дело.

Члены палаты общин покатывались со смеху. После Суэцкого кризиса 1956 года подобный оптимизм премьера был по меньшей мере необоснованным, а то и вообще нелепым.