Тэтчер: неизвестная Мэгги

– Девушки, вышедшие из низов, как мы с тобой, должны стремиться построить новый, более совершенный мир, а не заигрывать с различными званиями и привилегиями. В клубе лейбористов состоят самые интересные люди Оксфорда, тогда как у консерваторов все безжизненно, словно в стоячем пруду.[84]

Как заметит ректор Самервилла Джанет Вон:

– Если в Маргарет и было что-то интересное, то только ее консерватизм. Большинство молодежи, особенно в Самервилле, придерживались левых взглядов.[85]

В принципе, в этом нет ничего удивительного. Университеты всегда тяготели к социальным теориям, и Оксфорд в данном случае не стал исключением.

– Кто в молодости не был революционером, у того нет сердца, но тот, кто остался им и в старости, у того нет разума, – любил повторять Уинстон Черчилль.

Были и более объективные причины непопулярности консерватизма среди молодых людей. К моменту вступления Маргарет в КАОУ в 1943 году государством управляло коалиционное правительство, состоящее из представителей нескольких партий. Подобная многопартийность поставила тори в двусмысленное положение.

– Внутри страны консерватизм воспринимают как дешевую шутку! – возмущался в октябре 1942 года заднескамеечник лорд Уильям Скотт. – Пресса и Би-би-си третируют нас с заслуженным презрением. Мне кажется, что партия тори уже давно не похожа на слаженно работающий механизм.[86]

При этом главным виновником подобной метаморфозы стал не кто иной, как лидер консервативной партии и коалиционного правительства Уинстон Черчилль. Дважды выбиравший между либералами и консерваторами, он всегда очень свободно трактовал партийные нормы и правила. За все шестьдесят лет парламентской деятельности Черчилля гораздо больше интересовало положение собственной личности и интересы государства, нежели формирование партийной идеологии. Появившаяся в результате этого размытость между вигами и тори не могла не сказаться отрицательно на восприятии консерватизма подрастающим поколением. Но только не для Маргарет Робертс. Она еще в детские годы агитировала за тори, ее отец был консерватором, а главный кумир, Уинстон Черчилль, – лидером партии.

Сегодня уже трудно сказать, отдавала ли Маргарет себе отчет в том, как повлияло вступление в партию на формирование ее личности. Скорее всего, нет. А ведь на самом деле влияние было огромным. Примкнув к меньшинству, Мэгги оказалась во враждебной среде. Она и раньше не пользовалась популярностью в школе, но здесь неприязнь к ней была выражена намного глубже и жестче. Ее воспринимали как изгоя, отщепенца, маргинала. Над ее убеждениями смеялись, а общества сторонились. Ей оставалось два пути – либо сломаться, либо выстоять.

Первое для Маргарет было невозможно, и, стиснув зубы, она выбрала второе. Рассматривая себя как гонимого мессию, она насквозь пропиталась своими убеждениями, закалив сердце и душу. Именно тогда в недрах университетских аудиторий в Англии появилась новая Жанна д’Арк, готовая с религиозным фанатизмом отстаивать свои идеалы. В мире стало существовать только два мнения – ее и неправильное. Ни о каких компромиссах не могло быть и речи. Политические противники неправы, а их предложения враждебны интересам страны.

– Если у меня гостили интересные и знатные люди, – вспоминает Джанет Вон, – я никогда не приглашала Маргарет Робертс. Она была неинтересным собеседником. Иногда нам случалось говорить о политике, но с ней невозможно было спорить. Она такая твердокаменная![87]

Даже хорошо расположенных к ней людей передергивало, когда она принималась обращать всех в свою веру.

– Слишком уж часто ее начинало зацикливать, – вздыхала Маргарет Гудрич.[88]

Не добавляло ей популярности и полное отсутствие юмора. Кокетливая улыбка или вовремя произнесенная шутка могли спокойно разрядить напряженные ситуации, но Тэтчер была на это не способна. За всю свою долгую общественную жизнь она так и не научилась понимать анекдоты, не говоря уж о том, чтобы рассказывать их своим друзьям. Если в ходе проведения какого-то мероприятия в протокол вставлялась шутка, Маргарет предупреждали заранее. Тэтчер бросала лишь удивленный взгляд и озадаченно произносила:

– О!

Когда в середине 1970-х годов она посетит Оксфорд, ее торжественная речь начнется довольно странно:

– Привет, выпускницы Самервилла и налогоплательщицы!

И дальше последует сухая часовая лекция о налоговом праве. Половина слушателей быстро покинет свои места, другая же продолжит нервно ерзать на стульях, коря себя за нерешительность.[89]

Враждебность со стороны вигов и лейбористов была не единственным, что способствовало закалке характера «железной леди». Свою роль сыграла и сама консервативная партия, настороженно относившаяся к привлечению в политику представительниц слабого пола.

– Политика была не из легких занятий для учившихся в Оксфорде женщин, – вспоминает один из современников. – Маргарет не только не включили в союз[90], но также запретили посещать знаменитый Каннинг-клуб, лишив ее возможности скрестить шпаги и принять участие в диспутах с другими консерваторами.[91]