Тётя дяди Фёдора, или Побег из Простоквашино

– У него всё в норме. Соседские куры за ночь гнездо в пианино устроили. Цыплят высиживать начали. Цыплята скоро будут песню крокодила Гены кукарекать.

Тамара Семёновна всё больше удивлялась:

– У моего любимого ординарца товарища Иванова всё, я надеюсь, хорошо?

– Погода у него хорошая, – объясняет Печкин. – Строительство для хромой Мурки заканчивает.

– Почему Мурка хромая?

– Она угол у палатки съела, пришлось её метёлкой стукнуть.

– Так, а что папа и мама? – кричит тётя Тамара. – У них-то, я думаю, всё в норме? Какие у них успехи за текущий период?

– За текущий период у них очень большие успехи, – отвечает Печкин. Телёнок Гаврюша один том "Педагогики" съел. Его уронили нечаянно. Теперь умнее в десять раз будет.

– Караул! – сказала тётя Тамара и позвала к себе маму: – Я как старшая сестра тебе говорю: ты должна воспитывать не только сына, но и мужа.

– А может, не надо меня воспитывать? – говорит папа. – Мне уже скоро сорок.

– Мужчину надо воспитывать до пятидесяти, – отметила тётя Тамара, – а после уже перевоспитывать надо.

Потом она приказала:

– А сейчас перерыв на личное время. Всем отдыхать ровно шестьдесят минут.

Печкин быстренько всех обежал и в дом пригласил. Матроскин и Шарик в своих походных домиках с одной верхоплавкой на двоих явились. А что они – виноваты? Осень на дворе. Все просторы вокруг жёлтыми листьями усыпаны, даже речка. Какой уж тут клёв.

Дядя Фёдор не был особенно рад. Вместо того чтобы делом заниматься, дрова на тр-тр Мите из леса возить, зима же на носу, – он как-то кривобоко чижика-пыжика играл. Нужен ему этот чижик.

– А что потом? – спросил папа.

– Потом обед, – говорит тётя Тамара.

Это означало, что все отдыхают просто так, а кот Матроскин на кухне отдыхает за кастрюлями. И начало в нём закипать революционное возмущение.

Он обед, конечно, приготовил, но мысли у него включились в неправильную сторону.

…Вечером, когда все снова получили шестьдесят минут личного времени, чтобы выгладить и выстирать одежду, кот Матроскин решил создать подпольную организацию.

Он пригласил всех своих в подпол. Своими оказались: дядя Фёдор, Шарик, галчонок Хватайка и папа Дима.

– Вы как хотите, – говорит Матроскин, – а так жить нельзя.

– Правильно, – согласился папа. – Назревает революционная ситуация. Низы не могут, а верхи (он постучал пальцем в потолок) не хотят жить по-старому.

Галчонок Хватайка сразу закричал:

– Кто там? Кто там?

– Там они, – ответил папа, – чёрные полковники.

– Надо искать выход, – продолжил кот.

– Есть, – сказал Шарик. – У меня уже есть. Я уже нашёл. Очень интересный выход.

– Какой? – спрашивает кот.

– Надо выдать тётю Тамару замуж.

Идея всем понравилась. Все стали в уме женихов перебирать.

– За кого? – спросил Матроскин. – Уж не за почтальона ли Печкина?

– Нет, – отвечает Шарик. – Почтальон Печкин её не потянет. Надо её за профессора Сёмина выдать. За того, который язык зверей изучает. Он недавно из Африки вернулся, я знаю. Он крокодильские диалекты изучал.

– Но как это сделать? – спрашивает дядя Фёдор. – Ведь они даже не знакомы.

– А так, – говорит Шарик. – Знакомство по переписке. Мы между ними переписку наладим. Или через объявления в газете.

– Хорошо, – согласился Матроскин. – Налаживай. Какие ещё будут предложения и варианты?

Папа сказал:

– Тесновато ей в Простоквашине. Ей бы на большой государственный простор выйти. Давайте её в Государственную Думу выдвигать.

– А она справится? – сомневается Шарик. – Это ж какая работа. Это ж за всю страну думать надо!

– Она и в международном уровне справится, – говорит папа. – Она за всю планету думать может. Она там такое натворит!

– Вот пусть там и творит на международном уровне, – решил Матроскин. – А Простоквашино пусть в покое оставит.

Все за работу принялись. Шарик начал переписку между тётей Тамарой и профессором Сёминым налаживать. Матроскин и дядя Фёдор стали листовки обдумывать для выборов в Государственную Думу. А папу для воспитания на сеновал отозвали.

Тамара Семёновна тоже собрание устроила. Она собрала на сеновале всех взрослых и говорит:

– Можно, конечно, вести растительную жизнь. Жить как живётся: встал, поел, поспал. Снова встал, поел, поспал.

– На почту сходил, – добавил Печкин.

– На почту сходил, – подхватила тётя Тамара. – И всё! Через семьдесят лет жизнь прошла мимо. Люди должны быть куда-нибудь нацелены. На что-то очень важное.

– Мы не ракеты, – проворчал папа, – чтобы нас куда-то нацеливать. Надо просто жить.

– Ох, Димитрий, – сказала тётя Тамара, – ты уже дожился. От тебя сын сбежал. А была бы у него цель, никуда бы он от тебя не ушёл. Ну вот скажи ты мне, на что ты его нацеливал?

– На "книжку прочитать", на "в магазин сходить", на "в шахматы поиграть"…

– И только-то?! А если бы ты его нацелил к двухтысячному году космос освоить, на Луне в футбол играть с китайцами, он бы никуда бы не ушёл, он был бы делом занят.

– Он бы китайский язык изучал, – сказал папа.

Письмо, которое Шарик накалякал профессору Сёмину, было написано на синей бумаге с цветочками. Шарик торжественно его прочитал Матроскину и дяде Фёдору: