Он все еще машинально ел, когда его сестра, не имевшая ключа, скромно постучала молотком у входной двери; в ночи затихал звук удаляющейся машины, затормозившей перед домом лишь на мгновение.
– Я открою! – сказал он, поднимаясь рывком. – Это Мад.
Он бросился к сводчатому входу, ему не мешали.
Какое-то время брат с сестрой разговаривали тихими голосами, надолго замолкая в темном вестибюле. Потом чья-то светлая фигура, длинные голые ноги промелькнули в пятне света, и быстрые шаги застучали по лестнице.
Анри вернулся один и, снова усаживаясь, заявил:
– Она знала.
Луиза хотела было спросить его о чем-то, но замолчала под взглядом невестки; Анри, испытывая потребность говорить, объяснил все сам:
– Их при въезде в город остановила полиция за превышение скорости. Полицейский потребовал у них документы. Он узнал Мад и удивился, что она тут, перед ним, хотя ее отец умер.
– Она спустится сюда?
– Думаю, да. Она пошла переодеться.
– Но...
Жанна вдруг подумала о том, что в комнате девушки сейчас лежит покойник. Анри понял:
– Я сказал ей об этом. Она все равно пошла туда.
Чуть позже он спросил:
– Алисы дома нет?
– Она ушла и вернется только в день похорон.
Это слово чуть было не заставило его снова разрыдаться, но он ограничился лишь несколькими всхлипываниями. Теперь, когда он поел, он не знал, чем заняться, как держать себя.
– Может быть, лучше, чтобы ты поставил машину на место?
– Верно. Я и забыл.
– А ты оставайся здесь, – сказала она Луизе.
Мадлен была наверху уже больше десяти минут, и Жанне пришлось еще раз подняться по лестнице. Она увидела свет в голубой комнате и осторожно толкнула дверь.
Девушка надела темно-синее платье, мокрые шорты и блузка из белого хлопка валялись на полу.
Она сидела на стуле в самом дальнем от кровати углу, подтянув к себе колени, опершись на них локтями и уткнувшись подбородком в ладони; взгляд ее неподвижно уставился на отца.
Она не плакала. Она не вздрогнула, не шелохнулась, услышав, как открывается дверь, и, казалось, даже не догадывалась о присутствии тетки вплоть до того момента, когда та, так же как и с Анри, захотела положить ей руку на плечо. Тогда быстрым грубым жестом Мадлен стряхнула руку, и Жанне показалось даже, что девушка хотела ее ударить.
– Нужно спуститься вниз.
Ни слова. Ни взгляда.
– Ты не можешь оставаться здесь, Мадлен. Я Жанна, твоя тетя. Твои мама и брат внизу.
Шипящим голосом она спросила:
– Я что, не имею права остаться здесь с моим отцом?
– Не сейчас, Мад. Нужно спуститься.
Она пошла за Жанной, но было совершенно очевидно, что сделала она так скорее в виде вызова, чем подчинившись. В ее согласии чувствовалось нечто высокомерное, презрительное.
В кухне она обратилась не к тетке, а к матери, и ее голос от этого не стал мягче или почтительней:
– Это правда, что я тебе нужна?
– Ты могла бы говорить со мной по-другому, Мад.
– Тихо, – вмешалась Жанна. – Ты должна поесть, Мадлен. А потом пойти спать в комнату брата. Анри устроится на третьем этаже, если, конечно, ты сама не захочешь туда подняться.
Губы девушки дрожали, она жестко смотрела на тетку; вернувшийся со двора с сигаретой в зубах Анри был поражен ее видом.
– В чем дело, Мад? – спросил он.
– Ни в чем. Мне сказали, что я тут нужна, и я спустилась. Но поскольку это не так...
Он сделал слабую попытку удержать ее, но не настаивал, и она снова ушла наверх.
Жанна этим вечером так и не нашла времени ни предупредить служащих отеля, ни забрать свой чемодан. Ей пришлось снять платье и улечься в комбинации на освободившуюся постель Алисы, рядом с малышом; Жанна долго прислушивалась к его дыханию, прежде чем уснуть.
Боб разбудил ее около шести утра, когда бледное после дождя солнце проникло сквозь шторы в комнату. Чтобы не разбудить других, она сразу же спустилась в кухню с ребенком на руках, приготовила еду ему, сварила чашку кофе себе, а в семь часов, опять же с малышом на руках, перейдя через мост, вошла в гостиницу «Золотое кольцо».
Хозяева, как и каждое воскресенье, накануне легли спать очень поздно, поэтому еще не спускались вниз. В кафетерии небритый Рафаэль был занят подметанием древесных опилок между столами, на которых стояли перевернутые стулья.
– Дезире уже здесь? – спросила у него Жанна.
– В это время она, должно быть, ест, ведь очень скоро клиенты начнут заказывать первый завтрак. В понедельник всегда бывают те, кто уезжает очень рано.
– Не передадите ли вы ей, что Жанна хотела бы перекинуться с ней словом-другим?
Вокруг банкеток повсюду были развешаны зеркала, и Жанна вместе с удивленным малышом увидели себя в них. Улыбки у Жанны это не вызвало, и если ее лицо и выражало какие-нибудь чувства, то это было чувство спокойной покорности судьбе.
– Жанна! – закричала Дезире, увидев ее среди столов и с любопытством уставившись на незнакомого малыша.
– Это мой внучатый племянник, сын Жюльена, – объяснила Жанна. – Мне не с кем было его оставить, и я взяла его с собой. Они все там еще спят...
– Я слышала о том, что произошло! Это ужасно, Жанна! Бедная ты моя! Ты ведь специально приехала повидать брата! Ты же была здесь накануне вечером...