Тетки – не джентльмены

Не знаю, по какому поводу протестовали эти бедолаги, но он явно задевал их за живое. К тому времени, когда моя машина оказалась в окружении демонстрантов, многие из них уже переходили от диких воплей на язык бутылок и камней, и полицейским, которые там присутствовали в изрядном количестве, это, похоже, не особенно нравилось. Вот уж кому не позавидуешь в подобных ситуациях, так это полицейскому. Всякий, кому не лень, может запустить в него бутылкой, но если он попробует швырнуть ее обратно, то назавтра все газеты поднимут вой, обличая зверства полиции.

Однако терпение даже самого кроткого полицейского не безгранично, и мне показалось – а в таких делах у меня есть опыт, – что еще мгновение, и глубины ада содрогнутся. Чего доброго, машину мне поцарапают.

Во главе демонстрации шла девушка, я присмотрелся к ней и с удивлением понял, что она мне знакома. По правде говоря, я даже когда-то делал ей предложение. Ее звали Ванесса Кук, мы познакомились на вечеринке с коктейлями, и она была столь ослепительно прекрасна, что не прошло и двух минут после того, как я принес ей мартини и порцию маленьких сосисок на шпажках, а я уже сказал себе: «Смотри, Бертрам, дело стоящее. Вперед, не упусти свое счастье». И по истечении положенного срока предложил ей слияние фирм. Но увы, я был не в ее вкусе, и из этого ничего не вышло.

Разумеется, тогда сердце Вустера было разбито, но теперь, оглядываясь на почившее прошлое, я вижу, что мой ангел-хранитель не дремал и заботился о моем благе. Иными словами, ослепительная красота – это, конечно, замечательно, но не в ней счастье. Воображаю, какая семейная жизнь ждала бы меня с этой юной красоткой. Она бы только и делала, что бегала на демонстрации, а мне пришлось бы ее сопровождать и бросать бутылки в полицейских. Страшно подумать, во что бы я влип, будь хоть немного привлекательнее. Эта история послужила мне хорошим уроком – никогда не теряй веру в своего ангела-хранителя, поскольку они, эти самые ангелы-хранители, вовсе не дураки.

Рядом с Ванессой Кук шагал здоровый верзила без шляпы, который тоже оказался мне знаком. Это был О. Дж. (Орло) Портер. В Оксфорде мы жили по соседству, здоровались, встречаясь на лестнице, да иногда одалживали друг у друга чашку сахара, только и всего. Никакой дружбы между нами не было, поскольку Орло подвизался в профсоюзе, где, по слухам, выступал с пламенными, крайне леворадикальными речами, а я из тех людей, которым нравится просто жить в свое удовольствие.

Отдыхали мы тоже по-разному. Орло, вооружившись биноклем, все свободное время наблюдал за птицами, изучая их повадки. Меня же подобное занятие нисколько не вдохновляло. Не понимаю, что в нем хорошего? Встретившись с птицей, я дружески машу ей рукой в знак того, что не желаю ей ничего худого, но прятаться в кустах, подглядывая за пташками, – нет уж, увольте, это не по мне. Так что, повторяю, Орло Портер не входил в число моих приятелей, но мы всегда неплохо ладили и теперь, встречаясь по окончании университета, общались как старые знакомые.

В Оксфорде ему предрекали бурное политическое будущее, и пока оно не наступило, Орло служил в Страховой компании Лондона и близлежащих графств, зарабатывая на хлеб насущный тем, что уговаривал несчастных простаков – и меня в том числе – выложить за страховку более значительную сумму, чем входило в их намерения. Из оратора, поднаторевшего произносить пламенные, крайне леворадикальные речи, само собой получается ловкий страховой агент – он всегда найдет mot juste[4], и лексикон у него богатый. Вот и я, как говорится, пал жертвой красноречия Орло Портера.

Швыряние бутылками достигло наивысшего накала, и я уже не на шутку опасался за свою машину, как вдруг случилось нечто, изменившее ход моих мыслей. Дверца машины распахнулась, и то, что в газетах называют упитанным мужским телом, плюхнулось на сиденье рядом со мной. Не скрою, я испытал некоторый испуг, поскольку мы, Вустеры, не привычны к такого рода визитам вскоре после завтрака. Я уже открыл было рот спросить, чем обязан, но тут увидел рядом с собой в машине Орло Портера собственной персоной. Вероятно, когда передовые части демонстрантов скрылись у меня из виду, он что-то такое сказал или сделал, что переполнило чашу терпения лондонских полицейских, и ему пришлось спешно уносить ноги. Всем своим видом Орло Портер напоминал загнанную лань, которая страстно желает к прохладным потокам[5].