Тетрадь в сафьяновом переплете

И мы не пожалели, что совершили такую прогулку. Гора Агармыш высока, но подняться на нее не трудно, там и сям среди скал и деревьев проложены тропинки. По одной из них мы и взобрались на обширное плато, заросшее буковым лесом.

Благодатное место! Воздух сух и легок, дали просторны, а на горизонте простирается дымно-синяя полоса.

— Таласа![1] — воскликнул Петр Иванович. — Митя, ты когда-нибудь видел море? Я был в Италии, Франции, Англии, Германии. Море везде разное. Любопытно, какое оно тут, в Крыму?

— А отчего в море вода соленая? — спросил я.

— А отчего в озере пресная? — ответил вопросом Петр Иванович и рассмеялся. — Одна петербургская графиня была совершенно уверена, что вода в море соленая оттого, что там водится пресоленая сельдь.

— Надеюсь, это не госпожа Черногорская? — произнес я со значением.

Петр Иванович сразу стал серьезным.

— Ты, Митя, смышлен, — сказал он. — Ты, верно, заметил, что я о ней размышляю.

— Достойный для размышлений предмет, — заметил я важно.

— А в чем же, по-твоему, достойный? — живо спросил Петр Иванович.

Я прокашлялся. Мы сидели на старом поваленном буке, кругом благоухали цветы и травы, и разговор наш на этом возвышенном месте среди простора и перед синеющим вдали морем имел какое-то особое значение.

— Она добрая, — сказал я.

— В чем же ты видишь ее доброту? В том, что она выручила крепостных? Но это мог быть простой каприз.

— У нее добрый взгляд.

— Добрый? — спросил Петр Иванович.

— Вернее сказать, ласковый, — поправился я. — Нет… внимательный… — Я задумался. — Мне кажется, ей до всего есть дело. И потом… все ее любят…

— Кто это все? — спросил Петр Иванович.

— Слуги… Леди Кенти и отец Евгений.

— Как ты заметил, что они ее любят?

— Отец Евгений очень обрадовался, что она пришла.

— Я уж узнал, он дал ей воспитанье в Лейпциге. Она долго жила в его доме. Вообще же ты, Митя, угадал, у нее очень много поклонников. Например, адьютант Потемкина князь Дашков. Полагаю, он и похлопотал о подорожной.

— Но кто же она в самом деле? — воскликнул я так же, как недавно сам Петр Иванович Осоргин. — Быть может, она и вправду принцесса?

— Кара-Вазир человек непонятный, — сказал Петр Иванович. — Глаз у него сонный, но хитрый. Ищет черногорского самозванца, давно погибшего, вслух говорит об этом, ничего не боясь, да еще готов принять за принцессу любую странницу.

— Но она не любая! — воскликнул я. — А кроме того, тоже по имени Черногорская.

— Совпаденье, — сказал Петр Иванович.

Мне было приятно, что он беседует со мной как с равным. Я напрягал ум, чтобы сказать что-то важное, значительное, а вместо этого повторил:

— Она добрая.

Петр Иванович хоть и старался мне возразить, но на самом деле было видно, что он доволен моими словами, ему тоже хотелось, чтобы госпожа Черногорская была хорошей и доброй.

Мы провели на горе Агармыш много времени, но на обратной дороге случилось событие, которое решительно переменило мирный ход нашего путешествия.

Все началось с того, что над своей головой я увидел свисающий куст, обсыпанный крупными пунцовыми цветами. Возбужденный разговорами о госпоже Черногорской, я вдруг представил, что иду по тропинке с нею. Тогда уж выходило, что я должен был проявить удальство и сорвать для нее хотя бы один цветок. Словом, меня потянуло вскарабкаться на эту скалу.

— Смотри, не сорвись, Митя, — сказал Петр Иванович, — я у источника тебя подожду. — И он, посвистывая, направился вниз по тропинке.

Я полез на скалу. Оказалось, это не так-то просто. Была она саженей пятнадцать в высоту и довольно крута. В одном месте подъем оказался слишком опасным, и я подался в сторону, заметив перешеек, по которому можно было достичь куста с другого бока.

Добравшись до верхней гряды перешейка, я нашел твердый выступ и решил на нем отдохнуть. Но внезапно я услышал глухие голоса. Они неслись откуда-то из глубины массива. Поднявшись еще немного, я высунул голову.

Внизу под собой я увидел укромную площадку, раскинувшуюся перед входом в пещеру. Спиной ко мне у входа на раскладном стульчике сидел человек. Он весь оказался в тени, и разглядеть его было невозможно. Зато напротив, у дерева, стояла фигура, в которой я сразу узнал одного из людей Кара-Вазира, того, кто преградил нам путь на горной тропинке у Карасу. Все та же мохнатая шапка, два пистолета за поясом и кинжал. Не успел я что-либо сообразить, как появился сам Кара-Вазир и, приложив руку к груди, поклонился человеку в тени.

— Ну что, любезный, — проговорил человек в тени, — чем порадуешь? — Голос этот показался мне знакомым.

— Третьего дня встретили их в горах, — ответил Кара-Вазир.

— Ну!

— С ними была охрана.

— Да что тебе до охраны! — раздраженно сказал человек в тени. — Разве я приказал их вязать? Ты должен был говорить.

— Я говорил, — сказал Кара-Вазир, — я все говорил, как надо, но они не знают.

— Кто не знает? — воскликнул человек в тени. — Мальчишка, может, и не знает. Где они, кстати, сейчас?

— Здесь, на горе.

— Вот как! — воскликнул человек со знакомым голосом. — Что же ты назначаешь встречу? Столкнуть меня хочешь?

— Я не знал, — ответил Кара-Вазир.