Крис подмигнул мне через замечательные эти очки и, обняв за плечо, вошел со мной в операционную. Словно я самый главный тут — разумеется, после него. Хоть сквозь землю провались. Впрочем, проваливаться было некогда. Похоже, что вместе с их оборудованием сюда прибыл и американский порядок. Девочка была уже готова — маленькая, размером чуть не с батон, бледная, спящая, безжизненная (надеюсь, безжизненная не навсегда?). Она словно летела на космическом корабле — вся окруженная светящимися приборами, опутанная трубками. Группа анестезиологов с их оборудованием размещалась у ее изголовья. И Крис, найдя меня, кивком приказал мне протиснуться туда. Я покрылся потом под маской и шапочкой: такое почтение! А вдруг я не напишу роман? Учись работать, как все тут — четко и быстро!
Одна из анестезиологов — как понял я, местная — заполняла на столике бланк протокола операции, а вездесущий Гриня помогал ей общаться с анестезиологами-американцами во главе с худым рыжим О’Лири. На телевизоре-мониторе, у самой головы уснувшей девочки, светились цифры: давление крови, температура тела, шла медленная низкая синусоида. Сердце ее билось в анестезии... чуть-чуть. Сейчас его совсем остановят.
За установкой перфузии сидели китайцы. Чем-то аппаратура их напомнила мне группу ударных в джазе. Все, однако, было серьезнее: по колбам и трубкам перетекала кровь, которая вскоре должна была потечь по сосудам маленькой девочки. Крис, как дирижер перед началом концерта, обменялся внимательными взглядами с анестезиологами и перфузийщиками, потом кивнул, отвернулся к операционной медсестре и протянул к ней растопыренные пальцы. Та мгновенно натянула на его руки, с прищелкиванием в конце, тонкие резиновые перчатки. Потом, с запахом, надела на него полупрозрачный резиновый халат — Крис, чтобы халат обмотал его, повернулся вокруг оси.
Потом Крис, еще не вступая в дело (вступить он должен лишь в самый важный момент), посмотрел на индуса-ассистента. Индус и трое его помощников стали застилать операционный стол шуршащими светло-зелеными бумажными простынями, оставив лишь маленький квадратик на груди девочки. Личико ее тоже занавесили бумажной простыней — наверное, оно отвлекало бы хирурга, а он должен манипулировать, быстро и четко, лишь в открытом квадратике.
И лишь тогда, переступив своими кроссовками через сплетение проводов на полу, Крис шагнул к столу.
Он вдруг нашел взглядом меня, потом — Гриню.
— Гриша! Говори! — произнес он с акцентом.
Гриня приблизился к моему уху.
Медсестра подала Крису йодный тампон на палочке, и тот нарисовал на кожице девочки маленькую черточку, потом глянул на женщину, ведущую протокол, и я увидел, как она записала: «Начало операции в 12 часов 17 минут. Разрез».
Негритянка-медсестра подала Крису электрокоагулятор (Гриша все рассказывал мне в ухо). Инструмент этот походил на маленький паяльничек с острым жалом. Некоторое время он накалялся, потом Крис стал водить им по телу девочки. Запахло паленым мясом. Марина, которая стояла рядом со мной, покачнулась и быстро вышла. Впрочем, Крис тут же почти равнодушно передал паяльничек индусу-ассистенту, и тот стал продолжать прожигать щель в теле более напористо. Они разрезали и раздвинули кожу, подкожный жирок, потом тисочками стали быстро раздвигать тоненькие ребра. Крис, даже не глядя туда, о чем-то весело болтал с сестрой-негритянкой.
— Спрашивает, когда у нее отпуск и куда она поедет отдыхать, — сообщил мне Гриня.
Потом Крис отобрал паяльничек и несколько раз нежно прикоснулся им к разрезу.
— Прижигает сосудики, чтобы не кровоточили, — поясняет Гриня.
Ассистенты острыми крючками растягивают рану, и вот (Гриня комментирует) открылся перикард — сердечная сумка — серо-фиолетового цвета, в тонких прожилках.
Крис, взяв у медсестры скальпель — держа его между средним и указательным пальцем почти вертикально, пером, — резал сердечную сумку. Рана сразу наполнилась кровью, и индус-ассистент быстро вставил туда клювик электроотсоса. Хлюпая, он пил кровь. Которая, как заметил я, уходила по прозрачной трубке к мастерам перфузии. Потом они, видимо, вернут ее в организм?
Крис спокойно и методично дорезал перикард.
— Из перикарда, кстати, получаются неплохие заплатки, если понадобятся, — шепчет мне мой Вергилий.
В разрезе появляется крохотное сердечко... Еще бьющееся... брыкающееся, я бы сказал.
— Ввести гепарин! — командует Крис, и Гриня громко переводит.
Китаец открывает какие-то вентили, кровь по колбам и трубкам двигалась теперь быстро, словно нетерпеливо.
— Кровь пойдет по пластмассовым трубкам, — бубнит Гриня, — что не ахти — могут образоваться бляшки и закупорки. Гепарин — антисвертыватель.
— Гепарин введен! — рапортует китаец, и Гриня переводит.
Зрителей тут не меньше, чем участников, и сверху, в стеклянном куполе, их полно.
Даже и я, стоя и ничего не делая, начинаю уставать. А каково Крису? А он, в сущности, к главному еще не приступал. Маска на лице хоть и пропускает дыхание, но под ней постепенно скапливаются зловоние и горечь, выдыхаемые изо рта... хочется сплюнуть... но уж не здесь!