Понятия не имел тогда Кузьма, куда вывернуть может. И не окажется ли он на зоне через пару месяцев. Да и то, что узнал о долгах Клоуна… Никогда не хотел и не собирался лезть в подобное. А сейчас выбора не имел. Убежать? Все бросить? Как, куда? Заново жизнь начать с Кристиной в новом месте? А где взять средства на то, чтобы следы замести и организовать такой побег? Ведь этим людям ничего не стоит проследить и найти. И прижать. Заставить сделать то, что им необходимо. И Кристину, как метод воздействия на него — ничего им не стоит использовать. Потому что у них свои понятия о морали и совести. И законы свои. Силу уважают и характер. Умение ответ держать и свою позицию отстаивать.
А вот если Кузьма убежит, нарушит эти правила — крысой будет и предателем. Никто ни с ним, ни с его близкими церемониться не станет. И каким адом тогда его долг для Кристины обернуться может, он, к сожалению, слишком хорошо уже знал, обитая в этой среде несколько лет. Знал их методы. У него кровь холодела при одной мысли, что мавка может в руках тех людей оказаться. Что с ней сделать могут оттого, что он скрыться попробует. Нет ограничений, и Бога на них нет. И не в угрозе смерти дело было. Знал Кузьма про то, как из девушек и жен тех, кого «должниками» считали, шлюх делали, чтоб телом отрабатывали долги любимых. Как по кругу пускали, зачастую заставляя мужиков смотреть на это. Забивали, калечили.
Удавиться легче.
Он на что угодно готов тогда был: сам себе горло перерезать или разодрать швы, наложенные Кристиной, и ножом доделать то, что Клоун не сумел, лишь бы мавку свою от подобного защитить. У него же нет силы и власти, чтобы уберечь ее. Хоть какие-то гарантии дать. Да, деньги заработал. Но положение и поддержку только наращивал. Не торопился, не спешил. Не допускал, что окажется в подобной ситуации, вроде бы не метя ни на чье место. Думал, если сам никого не подставлял, то и его не тронут.
А еще ведь матери имелись, которых он тоже подставлял, тем более, если слинять решит.
Да и разговор тот с Карецким добавил пищи для размышлений. Объективно, со стороны оценил, насколько рискует самым дорогим и ценным человеком в своей жизни. Тем сокровищем, которое ни за какие бабки не купит. До чего Кристину доводит, какие риски в ее жизнь вносит.
Вот как оно все обернулось по-дебильному. Вроде хотел обеспечить ее всем, чтоб ни в чем ни отказа, ни нужды не знала. Просчитал и продумал все вроде, на рожон не лез, в конфликты не ввязывался, зная, что за ним его красавица стоит. Только у судьбы свои планы оказались.
Долго тогда Кузьма думал. Напряженно и тяжело, не спал почти, лежал рядом с Кристиной, лихорадочно просчитывая варианты и не видя выхода. Понимал, что не выдюжит. Не в том сейчас положении. Лихорадочно цеплялся за нее. Оторваться не хватало сил. Потому, видимо, что это и осознавал — упускает из своих рук. Единственный вариант. Нет другого. Должен отпустить. Если хочет защитить и уберечь — исчезнуть должен. Уйти из ее жизни, чтобы никто про Кристину не узнал и не догадался никогда.
Только как это сделать? Как своими руками себе же сердце из груди вырвать? Он же дышал и жил ради нее. С самого детства ради Кристины мог на что угодно пойти. А теперь… ЕЙ как боль подобную причинить? Ведь знал, никогда не сомневался в ее любви. Она ему и шанса бы не дала в ее чувства не поверить. Тетя Тома иногда даже чуть ревниво отмечала, что он у нее дочку забрал по всем фронтам, никого кроме Кузьмы не видит, нет для Кристины в целом мире больше никого, хоть и было видно, что по-серьезному рада за детей. А собственная мать Кузьмы лишь со смехом успокаивала подругу, что это же счастье такое — когда так нашли друг друга, да еще и с самого детства, считай. Не мытарились…
Очевидно, не бывает так. Все имеет свою цену. И за те годы, что вместе были, за всю эту беззаботность и легкость, за глубину их отношений, которую так разбазаривали, не задумываясь, тогда жизнь счета выставила. До сих пор оплачивал. И Кристина вместе с ним платила всем, что имела.
Как тогда силы воли хватило ей в глаза сказать? Как уйти смог? Отрывая с мясом с костей, отрезая ломтями свое и ее сердце. Думал, не выдержит — череп лопнет от боли и вины, от гнева на себя, и на проклятую, патовую ситуацию — когда Кристина перед ним на колени рухнула.
А у него нет выбора. Не может остаться, как бы сам ни хотел этого. До крику, до воя. До ощущения вогнанных под ногти иголок, когда ее ладони от себя отрывал. И даже не мог ей сказать этого. Не имел никакого гребан***о права объяснить, как опасно любимой оставаться рядом! Никогда на это не пошел бы, насколько паршиво самому бы ни было.
Как можно жить без своих легких? Без самой крови, которая бежит по сосудам, заставляя работать сердце, оживляя каждую клетку и жилу в его теле?