– Нет, его там не было. У меня такое чувство, что он намеренно постарался избежать новой встречи со мной. Выдал его Сэрстон. Они разговорились в клубе две недели назад, как раз перед моим приходом. Кэрразерс подробно рассказывал о своем пребывании в Афганистане, в частности об осаде Кандагара.
– Продолжайте, – нетерпеливо сказал Холмс, поскольку я на минуту остановился, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями.
– Так вот, Холмс, в этой беседе Кэрразерс обмолвился о том, что осажденные солдаты вынуждены были целых тридцать дней обходиться без пресной воды.
– И что же? – спросил Холмс, удивленно подняв брови. – В чем суть, Уотсон?
Я поспешил объяснить:
– Суть в том, что осада длилась двадцать четыре дня, а не тридцать, и воды у нас было вдоволь. В крепости много колодцев, которые способны обеспечить водой весь гарнизон. Если бы он там был, то не мог этого не знать. Хотите мое мнение? Я думаю, он воспользовался сведениями, полученными у тех, кто побывал в осаде, а они слегка сгустили краски.
– Может, это он сгустил краски?
– Возможно, – вынужденно согласился я, – и все же вряд ли. Офицер его ранга не опустился бы до вранья. Как правило, ради красного словца преувеличивают именно рядовые. Этим, наверное, объясняется тот факт, что Кэрразерс теперь бывает в клубе по другим дням. Полагаю, он хотел уклониться от встреч со мной из боязни, как бы я чего не заподозрил. Откровенно говоря, Холмс, я не верю, что он бывал в Кандагаре, да и вообще в Афганистане.
Холмс встал и пару раз прошелся туда-сюда, потирая подбородок. Я знал, что он размышляет, и не стал ему мешать. Через несколько минут он, видимо, принял какое-то решение, потому что снова уселся в свое кресло у камина. Глаза его сверкали.
– Так вы говорите, Кэрразерс теперь посещает клуб по пятницам?
– Да. Так сказал Сэрстону официант. Кажется, он приходит к одиннадцати.
– Тогда я, пожалуй, прогуляюсь в окрестностях «Кандагара» примерно в то же время.
– Можно мне пойти с вами? – умоляюще попросил я, мечтая своими глазами увидеть, как Кэрразерса разоблачат.
– Нет, не в этот раз. Пока слишком рано. Кроме того, если он вас заметит, то может улизнуть и этим все испортит. Для начала я пойду на разведку один. Но позднее мне может понадобиться ваша помощь.
– Наверное, вам потребуется более подробное описание его внешности? – спросил я, страстно желая хоть чем-нибудь помочь расследованию.
Холмс рассмеялся.
– Навряд ли. Его легко узнать по повязке на глазу! – ответил он, к немалому моему смущению.
В пятницу Холмс пораньше вышел из дому, чтобы прибыть в «Кандагар» незадолго до одиннадцати часов. Зная, что мой друг не появится до обеда, а возможно и дольше, если решит проследить за Кэрразерсом, я приготовился к томительному ожиданию (надо признаться, терпение не входит в число моих добродетелей).
Я попытался скоротать время за чтением «Дейли газетт», но через час сдался, отложил газету и решил пройтись до ближайшей станции метрополитена, находившейся на Бейкер-стрит[34]. Однако на улице сеял противный мелкий дождик, и я вернулся домой, поближе к жаркому очагу. Холмса все еще не было.
Было почти четыре часа пополудни и уже темнело, когда он наконец явился после своей вылазки – явно удачной, поскольку я услыхал громкий стук входной двери и его быстрые торжествующие шаги на лестнице.
– Вы были правы, Уотсон! – объявил он, врываясь в гостиную. – Кэрразерс, безусловно, обманщик, как вы весьма точно заметили. Поздравляю, дружище!
Эта похвала дорогого стоила: обычно Холмс не расточал комплименты впустую. Я почувствовал, как мои щеки зарделись от удовольствия.
– Что вам удалось выяснить? – нетерпеливо поинтересовался я.
– Погодите вы, Уотсон! Дайте же мне рассказать с самого начала. Кому, как не вам, знать, что повествование должно идти своим чередом. Итак, начнем по порядку. Я добрых десять минут прогуливался по Орчард-стрит, прежде чем Кэрразерс вышел из «Кандагара». Отсюда он направился на Оксфорд-стрит, остановил бейсуотерский омнибус, из которого вышел в Холборне[35]. Отсюда он пешком направился по Грейс-Инн-роуд, в районе Клеркенуэлла нырнул в лабиринт маленьких улочек, наконец оказался у дома номер четырнадцать по Пикардз-клоуз и зашел внутрь.
– Что это за место? – спросил я. По выразительным интонациям Холмса было понятно, что этот район едва ли подходит для армейского полковника.
– Жалкие трущобы, – ответил он. – Ну, знаете, никакой зелени перед домами, на окнах нестираные занавески… Остальное пусть дорисует ваше воображение, Уотсон. В любом случае, когда Кэрразерс зашел внутрь, передо мной встала дилемма. С одной стороны, я понятия не имел, сколько он пробудет в том доме. С другой, не мог же я постучать в дверь и вызвать его на разговор. Это вмиг нарушило бы все наши планы.
– И что вы сделали, Холмс? – спросил я, ощущая такое напряжение, будто сам побывал там.