Тетрадка на пружинке. Пятый дневник

А ещё приходил Игорь Сергеевич Гусихин из ТОО «Икебана». Михаил Викторович вечно бегал к нему в организацию по каким-то вопросам, и не мог вспомнить фамилию. «Ой, ну эта лошадиная фамилия!»

Точнее, с птичьего двора.

У Гусихина – пухленькие, белые отекшие ручки, которыми он сжимает точно такой же чёрный органайзер, как у нашего Михаила Викторовича. И вдруг Гусихин что-то пискнул: да он гомосексуалист никак?!! У нас в провинции! Мы же не Москва, вся дрянь – там!

Собрание открыл Смешков:

– Уважаемые товарищи!

Речь шла об озеленении Солнечного микрорайона, где жила Лепёхина, этих каменных джунглей, выдаче саженцев.

Ещё в июле, пока я собиралась на работу, по радио «Говорит Москва» шла экологическая передача. Как-то выступила ландшафтный дизайнер, она говорила, что Москву озеленять бесполезно, деревья всё равно погибнут, поэтому надо применять «контейнерное озеленение», – такие деревья можно убирать в холодное время.

Ближе к завершению бабка с верёвочным пучком разоралась на Михаила Викторовича:

– А вот этот товарищ, между прочим, тоже нуждается в озеленении!

– Нет, вы только посмотрите на неё! – заявил зампредседателя, когда она ушла.– Дайте мне то, дайте мне это, а сама работать не хочет!

А вечером читала статью в «Завтра» «Семья в блокаде» Александра Синцова. Про Северодвинск,– никогда раньше не слышала о таком городе. Как там картошку спасают: выкопали бункер, а сверху приварили люк от атомной подводной лодки. «Теперь туда никакому ворью не добраться, – только взрывать». Но у нас таких проблем нет, а картошку я не люблю.

И тоже про озеленение, редкие лиственницы, выживающие в городах, но большинство саженцев погибло.

Статья написана в форме телефонного разговора корреспондента с другом. Хорошо же они, видно, там у себя получают, если могут позволить себе так много болтать, вспоминать юность, «девок в котельной».

14 сентября 1998, понедельник

Стало очень тепло и солнечно. Бабье лето.

Михаил Викторович занят сегодня на основной работе. Обычно такие дни я стараюсь провести подальше от города, потому что если его нет, то ничего путного не предвидится.

Но с утра что-то мне мешало. Как во сне. Собираешься куда-то, собираешься, да так никуда и не уходишь: то что-то на пол упадёт и куда-то закатится, да так и время проходит. И просыпаешься.

Я, конечно же, хотела проведать Римму, но в какой-то момент поняла, что в Правду уже не успею. И тогда я решила поехать на остановку «Улица Полевая» и найти там, – наверняка местный Дом культуры, где эти самые методисты. Узнать, что там с обучением и стипендией.

В 11.00 я ждала у «Рассвета» шестой автобус, но приехала зелёная маршрутка. Мне такая карета не по карману. На Полевую можно уехать и на первом автобусе, но он шёл с моста ровно через час, который я решила переждать на работе. Там меня и ждал сюрприз: Алкашка! Покорненько и смиренненько так ожидала, ключик-то возмущённый Михаил Викторович давно забрал! «Пропала, а где её искать,– данных на неё у нас нет!» А кто же тебе мешал их взять?

– Аль, привет! – радостно поздоровалась Алкашка. – У меня на той неделе занятия были, вот я и не работала!

Надо же, оправдывается!

– А до этого я болела, ой, как же я болела, мне каждый день «скорую» вызывали! Ведь такая сырость стояла, ужас!

Как же ты дальше жить собираешься, принцесса?

– А уж этот кризис, кризис! – продолжала трещать Алкашка. – Мы четыре миллиона за курс заплатили, но нам сказали, чтобы мы не расслаблялись. Но совершенно не подорожали спиртные напитки! Зато колбаса – да.

– Варёная? – спросила я, чтобы поддержать нашу великосветскую беседу.

– Мы такую не покупаем, – презрительно отвечала Алкашка. – Аль, я сегодня пораньше уеду, у Таньки Костроминой – день рождения. Смотри, какой я ей подарок сегодня купила!

И показала уродского зелёного крокодила с выпученными ультрамариновыми глазами. Гуманоид! Чернобыльский мутант!

– Мама сказала: «Страх-то какой, зачем ты его купила?!!» – а мне нравится. На Ники моего похож…

– Ой, ну наконец-то, а то мы вас давно заждались!

Лепёхина от радости встречи с родной душой чуть ли не бьёт над головой в ладоши и не прыгает на одной ножке. Уж говорила бы, сука, за себя!

Алиса тоже показала ей крокодила.

Я вышла передохнуть в коридор.

– С сегодняшнего дня по 28-е – бабье лето, – громко Людмила Николаевна в своём «казначействе».

– Ну как твоя учёба?! – с придыханием воскликнула Лепёхина.

– У нас мальчики такие хорошие! Рядом со мною сидел мальчик из Пушкино, и у него такие глазки, между прочим, голубенькие! Аль, а тебе какие мальчики нравятся, чёрненькие или беленькие?

Я на всякий случай сказала, что блондины.

– Ой, а мне раньше тоже! А сейчас – тёмненькие, смугленькие! И чтоб накаченные! А то всем почему-то нравятся хлюпики какие-то…

– А моя Оксанка жалуется, что у них в пединституте совсем мальчиков нет… Аль, а тебе сколько лет?

– Восемнадцать.

– А тебе, Алис?

– Тоже.